Генри Мортон - Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

Меня усадили на стул на возвышении, и я внезапно понял, какое удивительное зрелище представляют сорок девочек. Они смотрели на меня с откровенным любопытством, словно зверьки. Некоторым из них, похоже, я показался забавным, и они стали о чем-то перешептываться, другие разглядывали меня с застенчивым интересом, глаза третьих смотрели тупо (должно быть, такое выражение они приберегали для школьных инспекторов). Некоторые глядели весело, с ожиданием, словно я был артистом. Я тоже на них смотрел и думал, что лица людей можно читать, как книгу. Когда перед тобой сорок девочек, можно попытаться не только понять характер, но и угадать, что представляют собой родители этих детей. На каждом лице четко читались наследственные черты. Интересно было сознавать, глядя на этих длинноногих забавных созданий с перепачканными чернилами пальцами, веснушчатой или персиковой кожей, что лет через восемь некоторые из них станут женами и матерями Уэльса. Впечатление такое, словно наблюдаешь за производством взрывчатых материалов.

Преподаватель музыки, смуглый молодой человек, которому не мешало бы подстричься, сыграл музыкальное вступление, после чего директор поднялся и сделал удивительное заявление.

— Девочки, — сказал он, — сегодня у нас в гостях великий музыкант. Он специально приехал из Лондона, чтобы вас послушать.

Я смущенно заерзал, ибо в музыке совершенно не разбираюсь.

— Он о вас слышал, — продолжил директор, — и, когда вернется в Лондон, расскажет всем людям о вас и о вашем пении, поэтому я надеюсь, что вы хорошо споете…

Директор серьезно на меня взглянул.

— Своим приездом он оказал нам великую честь. Я хочу, чтобы, вернувшись в Лондон, он рассказал бы всем, что слышал лучший хор в Уэльсе.

Сказав это, он уселся рядом со мной. Я думал, что он извинится за то, что назвал меня великим музыкантом, или, по крайней мере, жестом даст понять, что несколько преувеличил. Но нет, ничего подобного. Уж не сказал ли я нечто такое, из-за чего директор принял меня за музыканта? Потом я сообразил, что директор не столько лгун, сколько человек, склонный к театральности. Просто у него артистический темперамент. Возможно, иногда он мечтает, чтобы в школу нагрянул какой-нибудь известный музыкант — сэр Эдвард Элгар или Шаляпин — и, похлопав его по спине, похвалил бы хор. У директора явно слишком сильное воображение, склонное к драматизму, а потому он не мог видеть во мне обыкновенного посетителя. Кажется, преподаватель музыки поверил в эту историю, потому что в его лице, возвышавшемся над фортепиано, я прочитал глубокое уважение.

— А теперь — раз, два, три… — сказал преподаватель и ударил по клавишам.

Девочки встали, взяли ноты и, открыв ротики, заполнили комнату восторженно сладкими звуками, каких я до этого никогда не слыхивал. Я пришел сюда из любопытства и думал, что буду скучать, но через десять минут валлийские дети совершенно меня увлекли. Все знают, что валлийцы талантливы по части пения, и я в этом убедился на личном опыте. Пение не терпит притворства. Эти дети любили петь. В их голосах слышалась экзальтация. Они пели по-валлийски. Одна странная, драматическая, печальная песня особенно меня привлекла.

— О чем они поют? — спросил я директора.

— О несчастном случае с шахтером. Он получил травму, добывая сланец, и теперь его несут на носилках.

— Вы не попросите, чтобы они спели еще раз?

Обыденная тема в устах детей приобрела поистине гомеровское звучание. Их голоса внезапно стихли до шепота и замерли. Казалось, они оплакивали воина, сраженного под Троей.

Затем хор грянул песню, которая показалась мне валлийской «Марсельезой». Это был потрясающий марш, абсолютно дикий. Он звучал, словно голос старого Уэльса, сопротивляющегося саксам, норманнам и англам. Я почувствовал себя кем-то вроде врага. В этой песне я слышал переданную в звуках вековую гордость Уэльса.

— Это, — сказали мне, — «Cymru’n Un», «Единый Уэльс».

Так я и подумал. Почему у англичан нет таких волнующих песен, как «Марсельеза», «Cymru’n Un» или «Scots wha hae»? Наша «Правь, Британия» прямолинейна и вульгарна, а «Пышность и величие» Элгара — обыкновенный марш, за которым нет народного чувства. Судя по всему, мало нас били, иначе мы сумели бы создать хорошие народные песни.

Прозвучал еще один марш — «Марш капитана Моргана», слова мистера Ллойд Джорджа. Затем девочки непринужденно перешли на английский язык. Они исполнили два или три прекрасных елизаветинских мадригала. Пели красиво и чуточку печально. «Веселая Англия» плыла в легкой дымке.