Ева Воляк - Архипелаг мореплавателей

В тот день в Джакарте было жарче, чем обычно. Несколько недель шли проливные дожди, и влажность воздуха достигала 90 процентов. Над центром города поднималось удушливое облако пара и выхлопных газов.

В представительстве ООН на улице Кебон Сири шла лихорадочная работа: уезжали эксперты, уничтожались документы, свертывались картотеки… Был февраль 1965 года. В связи с выходом Индонезии из Организации Объединенных Наций все эксперты и администрация должны были покинуть страну до 1 марта.

Мы наблюдали за тем, как из Информационного центра выносили большие ящики, полные книг, и ставили их на грузовики. Нас заметил Кит Китатани.

— Хэлло, Марк! — крикнул он. (После нескольких попыток произнести имя Збышек — Збск… все звали моего мужа Марком.) — Пришла депеша, что тебя переводят. И знаешь куда? Пошли покажу.

Он подвел нас к большой настенной карте. На голубом пятне Тихого океана я разглядела несколько точек. Одну из них — Самоа — кто-то обвел красным карандашом.

Так мой муж стал главным архитектором и строителем городов на островах, которые выглядят на просторах Тихого океана как следы от укола булавкой, а расположены — страшно сказать — на самом краю света.

Мы начали поспешно собирать сведения о Самоа, но никто ничего не знал. На помощь пришла литература. Я прочитала «Дождь» Сомерсета Моэма и упаковала побольше зонтов и плащей. Потом кто-то познакомил нас с бывшим представителем одной западногерманской фирмы в Апиа, столице Западного Самоа. Он сразу же размечтался, как только услышал о Самоа.

— Господа, это же лучшие годы моей жизни! Но… — он посмотрел на меня и вздохнул, — тогда я еще не был женат.

Мы отправились в путь. Преодолевая несколько сотен миль за раз, через Перт, Сидней, Веллингтон мы добрались до Нанди на островах Фиджи. Здесь мы впервые вкусили прелести жизни южной части Тихого океана: цветы в волосах, венки, укулеле… Воздух был насыщен ароматом китайской розы…

В приподнятом настроении мы направились к самолету. Им оказалась старая «Дакота» полинезийских авиалиний, при виде которой в мою душу закралось беспокойство; машина выглядела так, словно ее минуту назад приволокли со свалки металлолома. Вся в ржавых пятнах, обшарпанные кресла, грязные окна…

— Сколько миль отсюда до Апиа? — шепотом спросила я мужа, чтобы меня не услышала наша пятилетняя дочь.

Магда, несмотря на свой возраст, имела богатый опыт по части «авантюристических предприятий» своих родителей. Поэтому в сомнительных ситуациях она решительным тоном заявляла «боюсь» и отказывалась принимать в них участие.

— Не знаю. Наверное, как от Варшавы до Москвы, — так же шепотом ответил Збышек.

Сначала все шло хорошо. Самолет немного дребезжал, но летел прямо и не слишком качался. Но как только наступила ночь, началось что-то страшное.

— Ничего, — успокаивала нас, восьмерых пассажиров, прелестная стюардесса. — Это просто пора ураганов… — она не успела докончить фразу, как «Дакота» резко спикировала вниз, и стюардессу отбросило на несколько метров к кабине пилота. Ураганный вихрь играл машиной, как шариком для пинг-понга. Дождь сквозь щели просачивался в салон, заливал кресла и одежду, смешиваясь с ручейками пота. Минуты превращались в часы, а страх сменялся отупением. Прошло уже пять часов с момента вылета из Нанди, но огней Апиа все еще не было видно.

Наконец все утихло. Мы — на аэродроме. Вдоль взлетной полосы горят огоньки керосиновых ламп. Оглушенные и ко всему безразличные, выходим из самолета. Кругом — тишина и спокойствие. Только издали доносится глухой шум моря, а рядом, в пальмовой рощице, звенят цикады. Аэродром, покрытый мягкой травой, благоухает, как свежескошенный луг.

По дороге в Апиа из-за туч выглянула луна, проложив в океане серебристую, как чешуя щуки, дорожку. Луна осветила неподвижные лапы кокосовых пальм и придорожные лачуги. В некоторых еще горел свет. Силуэты людей резко выделялись на фоне белых москитных сеток. Фары автомобиля вырывали из тьмы живописные группы парней и девушек, сидевших на обочине дороги. Они показались мне красивыми и беззаботными.

Эти первые впечатления от Самоа навсегда остались в моей памяти. Более того, первоначальное восхищение со временем переросло в постоянное и сильное чувство.

Мы прожили на островах три года — очень маленький срок для того, чтобы по-настоящему узнать страну со своеобразной культурой, сильно отличающейся от европейской, и не дать обмануть себя всему показному, рассчитанному на туристов. Я познала Самоа настолько, что могу выделить то неповторимое, исключительное, бесценное и одновременно непрочное которое еще живет в эту минуту, но уже начинает разрушаться, а завтра, возможно, умрет. Это — искренность и непосредственность человеческих чувств, доброжелательность и безмятежность, простота и первозданная красота. Так и просится на язык избитое выражение — самоанцы носят в себе солнце.