С. Узин - О чем молчит карта

Колумб устало закрыл глаза. Опять отсрочка.

Четвертое (последнее) путешествие Христофора Колумба началось в 1502 году. В том же году он подошел к берегам Центральной Америки, в районе мыса Гондурас. В переводе с испанского это слово означает глубины, пучины. На испанцев большие глубины у берега произвели сильное впечатление, и название Гондурас закрепилось за частью берега Центральной Америки к югу от полуострова Юкатан. Это же название носит и одна из республик Латинской Америки.

Эпизод, о котором я намерен рассказать, мне довелось вычитать в одной из старинных португальских книг. Это был старый потрепанный том, в котором недосчитывалось многих страниц. Но и то, что там сохранилось, было настолько занимательно, что я читал буквально не отрываясь. Книга была полна восторженных описаний подвигов португальских мореплавателей, начиная с времен принца Генриха и кончая эпохой Васко да Гамы и его последователей.

В ней во множестве приводились также и свидетельства самих участников завоевательных походов эпохи великих географических открытий. Они-то и были наиболее интересными.

Просматривая книгу, я наткнулся на отрывок, не имеющий ни начала, ни конца. Что это было, сохранившаяся ли часть дневника или же неоконченное письмо, не знаю. Но содержание его показалось мне настолько интересным, что я не могу удержаться от того, чтобы не познакомить с ним читателя. Вот что говорилось в этом документе:

«…Злая судьба забросила меня в эти края, где кроме неба и воды ничего не увидишь. В то время, как многие мои товарищи по прежним походам завоевывают Индию не без выгоды для собственного кармана, мы влачим жалкое существование у острова Сокотры и только время от времени пробавляемся захватом торговых судов арабов, совершающих плавания между Египтом и Индией. Не очень-то разживешься, когда офицеры забирают себе львиную долю добычи. Проклятая жизнь! Только и знаешь, что рыщешь по морю в поисках арабских кораблей и каждую минуту рискуешь сложить свою голову попусту.

Поистине человек не знает, где ожидает его гибель. Когда вспоминаю, какой страшной опасности удалось нам избежать в одно из таких плаваний, когда мы охотились за арабами, я невольно начинаю шептать благодарственные молитвы.

Это случилось в одну из последних ночей сентября.

Море было спокойно и серебрилось под лучами поднявшейся высоко луны. Я стоял у руля, а рядом прохаживался взад и вперед, время от времени поглядывая на темный горизонт, дон Гомиж, дежурный офицер. Было тихо и душно. Томительно медленно тянулось время. Хотелось спать, и я с нетерпением ждал, когда меня сменят. Вдруг раздался крик сигнального: «За кормой судно!» Усталость и сон как рукой сняло, я крепче взялся за руль, ожидая приказаний. Это могли быть только арабы, и я не сомневался, что дон Гомиж вызовет экипаж и начнет их преследовать. Я не ошибся, матросы и солдаты были немедленно разбужены и поспешно приготовились к бою.

Выполняя команду поднявшегося из каюты капитана, я круто повернул руль, и наш корабль устремился вслед за уходящим арабским судном.

Арабы, конечно, не могли тягаться с нами в быстроходности, и нам не стоило большого труда догнать их. Вскоре мы приблизились к арабам настолько, что можно было уже различить при свете полной луны людей, бегавших по палубе. Нет сомнения, они нас заметили, и там был изрядный переполох. Капитан приказал зарядить бомбарды и дать залп правым бортом, как он выразился, говоря с доном Гомиж, для устрашения. Впрочем, это было лишнее. Арабы и не помышляли о сопротивлении, по опыту зная, что они не в силах нам противостоять. С обреченным видом они ждали, пока наш корабль приблизится к ним, чтобы сдаться на милость победителя. Не прошло и часа, как мы овладели их судном и всем его содержимым. Добыча была знатная: в трюме мы обнаружили богатый груз пряностей, который арабские купцы вывезли из Индии и лежащих за нею островов.

Оставив опустошенный корабль и его экипаж на произвол судьбы, капитан приказал возвращаться к месту стоянки нашей эскадры, торопясь сообщить адмиралу о захваченных трофеях, а сам удалился к себе продолжать прерванный отдых. Постепенно суматоха, вызванная переносом захваченных богатств, утихла, и опять наверху остались я да дон Гомиж, если не считать арабского лоцмана, расположившегося невдалеке от меня.