Генри Мортон - Прогулки по Испании - От Пиренеев до Гибралтара

— Республики Южной Америки прислали немного своей земли в шкатулках, сделанных из их деревьев, — пояснил францисканец.

Я открыл шкатулку с надписью «Мексика». Она была полна темной красноватой земли. Почва Перу оказалась чуть светлее. Я поднял взгляд на флаги и прочел названия: Мексика, Перу, Бразилия, Чили, Аргентина, Сальвадор, Доминиканская Республика, Парагвай, Гондурас, Коста-Рика, Никарагуа, Боливия, Гватемала. Довольно странный способ выразить почтение, подумал я, и несколько ироничный: ведь некоторые из республик, приславших эти шкатулочки с землей, никогда не упускали случая облить материнскую страну грязью!

Монах поспешил прочь, чтобы принять партию смуглых мексиканцев, в которых, мне показалось, обрел новую жизнь Монтесума. Они благоговейно, на цыпочках обошли комнату, разглядывая шкатулочки. «О, Мексика!» — они с любопытством склонились над парой фунтов собственной почвы. Они не стали плеваться, когда открыли коробочку Перу и еще нескольких южноамериканских стран, но я почувствовал, что их интерес сильно уменьшился.

Я попрощался с монахом и спустился к старому порту Палоса; зашел в рощицу высоких деревьев — возможно, потомков тех, чья древесина совершила первое путешествие в Америку. Теперь Палое — убогое местечко. Вода, которая когда-то поднималась чуть ли не до дверей, ушла вниз, на болота, но старинный кирпичный фонтан или колодец, из которого Колумб наполнял свои фляги, все еще сохранился в нескольких ярдах от дороги. Поблизости никого не было, и я решил, что народ, наверное, в полях. В траве я нашел несколько ржавых колец. Не к этим ли кольцам, подумал я, чалились «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья»?

Имена кораблей интересны сами по себе. В них нет ничего героического. Эти названия вы найдете сегодня на скромных рыбацких лодчонках в любой гавани. «Нинья» значит «Девочка», «Пинта» — «Накрашенная женщина»; и многие из тех, кто изучал этот вопрос, полагают, что Колумб переименовал свой флагман в «Санта-Марию» из «Марии Таланте», что означает «Прекрасная Мария» или — осмелится ли кто зайти так далеко? — «Красотка Мэри». Я также вполне могу представить, как Колумб, с его чувством собственного достоинства, вдохновленный ниспосланной свыше миссией, решил, что «Мария Таланте» — слишком обыденно и легкомысленно для путешествия, которое обещало стать — и история это подтвердила — самым значительным из когда-либо совершенных человеком. Даже при этом названия кораблей остаются очаровательно банальными; мы все видели их в Лоустофте и Абердине, когда красноглазые сельди катились серебряными потоками по желобам из их трюмов.

Пока я размышлял обо всем этом, ко мне приблизился одинокий человек в черном. Это оказался деревенский священник. После обычных любезных приветствий и приподнимания шляп я спросил:

— Все эти кольца…

Заканчивать вопрос не пришлось.

— Да, señor , это кольца, за которые чалились его корабли, — ответил священник, пока мы шли по лугу.

Он оказался горячим поклонником Колумба и привык встречать самых разных людей, добиравшихся до Палоса. Мы зашли в церковь. Он рассказал мне, что 2 августа 1492 года Колумб велел всем членам команды взойти на борт, и никто не ложился спать той ночью в Палосе. Фонари и лампы отражались в воде, ныне превратившейся в луг, и силуэты трех маленьких каравелл обрисовывались на фоне неба. Уже перед рассветом 3 августа Колумб и его люди отстояли мессу и причастились. Священник поборолся немного с дверью церкви, пока та наконец не распахнулась.

— Вон туда они пошли, к кораблям, — сказал он; но перед нами не было ничего, кроме луга и старых колец в траве.

За полчаса до того, как встало солнце, Колумб дал сигнал, утренний ветер наполнил паруса, и три корабля вышли в Атлантику.

На обратном пути в Севилью я заехал в беленький андалусский городок; словно корона, на холме позади него высилось одно из тех средневековых видений, что встречают путешественника в Испании. Оно выглядело как настоящий обнесенный стеной город, полный рыцарей и прекрасных дам. Казалось, можно расслышать, как трубадуры настраивают свои лютни, а герольды репетируют новую мелодию. Но из приобретенного с годами опыта я знал, что видение рассыплется на несколько пролетов ветхих укреплений, пыльные улочки, полуразрушенные дома и тележки, запряженные мулами. «Как эти чародеи ненавидят меня, Санчо», — произнес я, вылезая из машины в городке внизу и взбираясь по пыльной тропе, прекрасно зная, что волшебная картина скоро распадется в пыль и руины. И вошел в городок под огромной мавританской аркой.