Генри Мортон - Прогулки по Испании - От Пиренеев до Гибралтара

Замелькали красные плащи. Бык отвлекся. Большая кровавая роза пузырилась на его плече, куда вошло копье. Лошадь лежала на земле, судорожно дыша. Какой-то человек подбежал и потянул за повод, отвесил пинок в костлявые ребра; с чудовищным усилием бедная кляча поднялась. Теперь это еще большая карикатура на лошадь, чем прежде. Задние ноги отнялись, животное в агонии мотало головой из стороны в сторону. Я понадеялся, что оно умирает; внутренности свисают из его брюха — вся палитра красного. Человек подобрал кусок кожи с арены и попытается запихнуть их обратно, но они выскальзывали, словно красные угри. Наконец лошадь утащили с арены. Она умрет в стойле, а если сможет стоять, в рану напихают соломы и снова вытолкнут на арену.

Начался второй акт. Вперед выступили banderilleros , изящно взяв на изготовку гарпуны, увенчанные цветной бумагой. Они жеманно держали оружие за кончики, а острия, которые воткнутся в быка, были зазубрены, словно рыболовные крючки. Едва бык приблизился, banderilleros встали на цыпочки и аккуратно всадили гарпуны в плечи животного, когда то пронеслось мимо. Быку больно и странно. Он остановился, жалко замер в центре арены, мотая головой и пытаясь слизать кровь со спины. Всякий раз, когда он шевелился, зазубрины впивались в его плоть, раны вскипали розовыми пузырями. Бык не мог стряхнуть дротики. Он полностью был поглощен болью, потом медленно потряс головой и замычал, как корова, — низко, жалостливо, обиженно, словно спрашивая: «Почему вы это делаете? Выпустите меня. Я не понимаю». Немедленно перед ним вырос новый banderillero , с двумя дротиками наготове. Но бык не атаковал. Человек и бык смотрели друг на друга, и ничего не происходило. Человек подпрыгнул, как чертик из коробочки, чтобы раздразнить быка. Толпа засмеялась, послышались советы. Впрочем, скоро публика начала злиться, и раздался свист.

Banderillero , подгоняемый криками неодобрения, подбежал к быку и вонзил в его плечо еще два дротика. Животное завертелось на месте, облизывая раны и пытаясь избавиться от этих штук, рвущих его плоть. Кровь запеклась на его боках темными потеками. Бык, чуя ее запах, испугался, побежал к ограде арены, banderillas дрожали и постукивали друг о друга. Животное вызывало жалость, но толпа насмехалась над ним, потому что этот бык — не toro bravo . Его смерть, очевидно, будет не слишком интересной. Пора проявить благородство и выйти к нему с гуманным орудием убийства. Но церемонию следует разыграть до конца. Взмах платка из президентской ложи, трубы загремели, словно возвещая нечто, и вперед вышел matador с мечом. Время жертвоприношения настало.

Matador , держа меч на изгибе локтя, громко посвятил быка кому-то из толпы. Трубы загремели снова, когда он приблизился к жертве. Та явно думала только о своей боли. Кровь бежала на песок. Бык стоял с опущенной головой. Я вспомнил, глядя на него, всех замученных в Испании христиан. У них, судя по картинам, тот же вид, усталость, безнадежность изнеможения. Кровь, на которой делают акцент испанские художники, точно так же прочерчивала их тела. Умирающий бык и умирающий Спаситель…

Быку хотелось пить. Он скреб горячий песок копытом и опустил морду, принюхиваясь. Matador стоял от него в нескольких ярдах, держа меч, скрытый за muleta — полосой красной бумазеи. Он дразнил быка, обзывал и понукал напасть. Удивительно, но бык действительно напал. Matador был готов к этому и ускользнул, как обычно, когда животное промчалось мимо; бык же, устав от обмана, вместо возвращения к неравной битве потрусил на прежнее место. Три или четыре раза matador побуждал быка нападать, но тот просто стоял с опущенной головой, подставляя участок — говорят, размером с полкроны, — который ведет прямо к сердцу. Момент настал — прославленный «момент истины». Вот он!

Matador посмотрел вдоль лезвия шпаги, и — бык пролетел мимо со шпагой, торчащей в его шее! Matador попал в кость. Животное взбрыкнуло, пытаясь стряхнуть шпагу. Это ему удалось. Толпа засвистела и принялась выкрикивать оскорбления. Matador взял новую шпагу. На сей раз он всадил ее глубоко, по самую рукоять. «Ул-ла! Ал-ла! Olé !» Бык полным достоинства шагом удалился, полагая вернуться на свою querencia [85] Излюбленное место ( исп .). , — но не дошел, остановился на полпути: голова наклонилось, тело словно просело, вид такой, будто его сейчас стошнит. Так и есть. Темная кровь хлещет из его рта. Медленно, очень тихо бык опустился на колени, словно в молитве. И вдруг упал замертво. Olé !