Человек оказался ярым антифранкистом, антиклерикалом — анти-всем. Он получал удовольствие, показывая мне церкви, которые были сожжены во время гражданской войны, высокомерно шагал мимо купелей для святой воды и решительно отказывался совершать хоть какие-то жесты почтения, даже перед распятием. О гусях он сказал, что их держат в церкви, потому что духовенство не может иначе завлечь в церковь детей!
— Знаете, почему церкви здесь такие темные? — спросил он. — Это потому что у священников монополия на торговлю свечами.
Этот человек считал Франко разрушителем Испании. Среди бессчетных грехов Франко — запрещение газет на каталонском языке. Не будет ничего хорошего, пока не уйдет Франко! Я спросил, улучшит ли положение король. Гид яростно сплюнул в сточную канаву. Его ожесточение было таково, что я начал гадать, не член ли он какой-нибудь подпольной группы. Он был неприятным человеком, и я с огромным удовольствием заплатил ему за час и распрощался.
Римский слой Барселоны лежит примерно в тридцати футах под современными улицами. Когда под средневековыми зданиями проводили раскопки несколько лет назад, кому-то пришла гениальная идея сохранять находки in situ [156] На месте ( лат .).
, поддерживая здания бетонными стенами и позволив таким образом современным людям пройтись по римским улицам. Я счел это одним из самых странных экспериментов Барселоны. Вы спускаетесь по лестнице и оказываетесь в пространстве, которое выглядит как пол-акра довольно аккуратных следов бомбежки, освещенных электричеством. Деревянные мостки положены над неровной почвой, тропа ведет по переулкам, использовавшимся римскими жителями, и мимо нескольких зданий и рабочих на вид канализационных труб. Спуск в эту могилу времени и прогулка там, где люди ходили так давно, куда больше будоражили воображение, чем ряд витрин в музее.
Когда снова выходишь в современный мир, оказываешься на Пласа дель Рей — Королевской площади, — которая окружена высокими и мрачными средневековым зданиями из черного камня. В одном углу красивая лестница поднимается к дверям величественного зала, который был вестибюлем старого дворца графов Барселонских. Я смог припомнить по меньшей мере два необычайных события, происходивших в 1479 году, когда тело Хуана II Арагонского, отца Фердинанда, выставили для торжественного прощания: придворные въехали в зал на лошадях и скакали вокруг катафалка, плача и рыдая, бросая штандарты наземь и даже выбрасываясь из седла в преувеличенном горе. Четырнадцать лет спустя, в апреле 1493 года, Фердинанд, Изабелла и их двор собрались в этом зале, чтобы услышать из уст Колумба историю открытия Нового Света. Как сказал Сальвадор Мадариага, Колумб, живи он сегодня, стал бы превосходным министром пропаганды. Его прибытие в Барселону было настолько же помпезным и зрелищным, насколько отплытие из Испании за год до того — скромным. Он прибыл из Севильи, словно владелец цирка, с так называемыми «индийцами» в кортеже — первыми уроженцами американского континента, ступившими на землю Европы, — с золотом, попугаями, деревьями и незнакомыми плодами Вест-Индий. И, говорят, вся эта экзотическая процессия, которая притягивала любопытные взгляды, где бы ни проходила, поднялась по ступенькам в углу Пласа дель Рей и вошла под сень старинного дворца.
Какое мгновение в жизни Колумба! Многие годы он, словно призрак, болтался при дворе, отвергаемый и высмеиваемый многими как пустомеля, — а теперь вернулся с доказательством, что Новый Свет существует или, точнее (поскольку сам Колумб верил в это до самой смерти), что он нашел «черный ход» в Китай и Японию. И также он верил, что нашел золото в несметных количествах, хотя ни сном ни духом не ведал о золоте ацтеков и инков, которые ждали Кортеса и Писарро. Когда Колумб вошел в зал, Фердинанд и Изабелла поразили двор, встав, пока он целовал им руки. Потом, к удивлению и возмущению двора, они послали за тем знаком королевского благоволения, который жалуют только лицам королевской крови или величайшим людям в стране. Они велели принести табурет, чтобы Колумб мог сесть. Даже Колумб наверняка посчитал это таким же замечательным и важным событием, как открытие Нового Света. Для него действительно открылся новый свет — мир, о котором он всегда мечтал: мир славы, богатства и знатности. Когда мореплаватель закончил свой рассказ, певчие Королевской капеллы запели «Те Deum»; и тем вечером, по королевскому приказу, весь двор провожал Колумба к его жилищу. Дальнейшим доказательством величия стало приглашение на обед к кардиналу Мендосе — и в первый раз в жизни Колумба его пищу пробовали на наличие яда. Таковы мера и цена славы!
Читать дальше