Генри Мортон - Прогулки по Испании - От Пиренеев до Гибралтара

Я рассказал об этом своему испанскому другу, и он ответил: «Это был Иисус де Мединасели. Большинство молодых мужчин и женщин, которых ты видел, приходили попросить Иисуса дать им novia или novio , поскольку его считают покровителем влюбленных».

Как-то днем я прошел мимо королевского дворца и спустился по крутому холму к Мансанаресу, чтобы навестить могилу Гойи. Большой и чистый железнодорожный вокзал теперь определяет стиль района, но рядом с ним я заметил слабый отголосок семнадцатого века: здесь тяжелые кареты того времени громыхали в вечернем paseo у переливов речных струй. Я зашел в маленькую церковь, посвященную святому Антонию и выстроенную в форме греческого креста. Смотритель отпер дверь и провел меня к алтарю, где под мраморной плитой лежит художник. В нескольких футах над ним поднимается купол, который Гойя столь живо расписал сценкой, исполненной цвета, изящества, красоты, очарования, элегантности — абсолютно всех достоинств, кроме благочестия. Как блестяще он решил проблему изображения чуда святого Антония по круглому куполу! Мастер нарисовал вокруг купола балкон с железными перилами и сгруппировал персонажей так искусно и реалистично, что чувствуешь: один неверный шаг — и они посыплются на пол церкви. Нет нужды говорить, что это не обычная пораженная благоговением толпа, а блестящее отражение Мадрида Гойи. Фигуры выглядят так, словно камера-обскура показывает улочку Мадрида, со всеми ее многообразными персонажами, с крыши церкви. И где-то на заднем плане святой Антоний, обыкновенный с виду испанский монах, возвращает человека к жизни; но веселые придворные дамы и прочие, кого столь непривычно видеть на церковных росписях, совершенно не поражены благоговением и не падают почтительно на колени. Они куда больше заняты собой — пожалуй, так они наблюдали бы за мелким уличным происшествием. Я решил, что это одна из самых замечательных картин, написанных Гойей.

Кто-то положил на его могилу венок, перевязанный красным и оранжевым — цветами Испании. Гойя умер в изгнании, в Бордо, как и многие выдающиеся испанцы. Когда в 1888 году решили перевезти его останки в Испанию, могилу вскрыли и обнаружили, что среди останков нет черепа. Эта загадка так и не прояснилась, и ничуть не помогают сообщения, что рисунок под названием «Череп Гойи» кисти Дионисио Фьерроса, позже пропавший, был популярен в Испании девятнадцатого века.

Быстрый и элегантный электропоезд, который ходит из Мадрида в Сеговию, подбирался к подножиям Сьерра-де-Гвадаррама, и в первый раз за несколько дней я наслаждался свежим воздухом. Эскориал исполнял роль величественного церковного ориентира по левую сторону — этакий архитектурный танец певчих, — когда поезд в очередной раз поворачивал на извилистом пути в горы. Я видел маленькие виллы, некоторые с бассейнами — сюда удачливые жены и семьи отправляются на время летней жары, — а на платформе каждой станции стояли семейные группы, приветствовавшие бледных гостей из столичной духовки. Возможна ли большая противоположность, чем эти пламя и лед Кастилии? В Мадриде на смену жаре июля и августа приходят зимы столь холодные, что дороги через горы размечают двадцатифутовыми каменными столбами, словно воротами, чтобы показать направление движения по местности, засыпанной снегом.

Поезд спустился по склонам с другой стороны гор и скоро уже поспешал к холмистому городу Сеговии.

Мне рекомендовали новый отель, который я обнаружил на узенькой улочке; несколько ярдов мостовой отделяли его от романской церкви, на вид старой как мир. Я пришел в восторг от своей спальни, помещавшейся высоко над землей и открывавшей замечательный вид поверх крыш в долине на холм, на который взбирались кальварии, словно на Голгофу. Горизонт очерчивала волна желтой пшеницы, которую жнецы как раз готовились убирать. В Андалусии урожай собрали некоторое время назад, а к югу от Мадрида он уже был сложен в полях, но здесь, всего в шестидесяти милях к северу, только вострили серпы. Высунувшись из окна, я разглядел красивый собор справа и отрезок старинной стены, протянувшийся в отдалении. Как у большинства средневековых стен, у нее были полукруглые бастионы, выступавшие через равные интервалы — многие из них ныне служили задними стенами домам. Вид этой последовательности плавных выступов чрезвычайно напоминал террасы в Бате, и я подумал, не стало ли окно, проделанное в древней башне, прародителем георгианского застекленного полукруглого эркера.