Дервла Мерфи - Девственная земля

К трем часам дня мы спустились к реке и остановились у так называемого моста, состоящего из ствола дерева шириной в ступню. Такой «мост» под силу, пожалуй, преодолеть только канатоходцу. Правда, длина «моста» всего двадцать футов, но ведь он страшно неустойчив — закреплен кучкой камней с обоих концов. Взглянув на «мост», я струсила. Внизу неистово бушевала река, зажатая в каменистом русле, и даже мой испытанный способ перебираться по бревну верхом казался ненадежным. Когда я увидела, как Мингмар легко перебежал «мост», мне сделалось дурно. Он вернулся за моим рюкзаком. Я отдала ему также рубашку, шорты и ботинки и решительно заявила, что пойду вверх по течению искать место, где можно переправиться вброд или вплавь. Мингмар пришел в ужас от моего решения. Он побледнел и закричал:

— Ты утонешь!

— Возможно, — согласилась я. — Однако лучше утонуть, чем свалиться с этой дурацкой оглобли, которую у вас почему-то называют мостом.

Разыскать брод оказалось легче, чем я предполагала. В четверти мили вверх по течению (там река ярдов в сто шириной и футов в десять глубиной) была построена небольшая запруда. Течение здесь довольно сильное, и я подумала, если плыть наискосок выше запруды, то можно перебраться на тот берег. К счастью, в воде я себя чувствую увереннее, чем над пропастью. Бедняга Мингмар, в волнении следовавший за мной по другому берегу, замер от напряжения, когда я нырнула в прозрачную ледяную пучину. По скорости течения я поняла, что никакой опасности мне не грозит, однако не осмелилась расслабиться, чтобы сообщить об этом Мингмару. Поэтому до тех пор, пока я не выбралась на камни рядом с ним, он был убежден, что я непременно утону.

Освежившись таким образом, я почувствовала себя в отличной форме для следующего броска — долгого-долгого подъема по самому крутому возделанному склону, какой только нам попадался до сих пор. Тропинки не было, и мы кое-как карабкались по засеянным просом террасам.

Сегодня мы ночуем в тамангской деревне на высоте семи тысяч пятисот футов, где дома из светло-коричневой глины с камнем под шиферными крышами, как в индуистских деревнях вокруг Покхары. В данный момент жители едва не сталкивают друг друга в пропасть, сгорая от нетерпения посмотреть на меня. Мингмар вызывает у них не меньшее любопытство. Деревня стоит вдалеке от главных дорог, и мало кто из жителей видел европейскую женщину или проводника-шерпа во всем великолепии его обмундирования.

В доме очень тесно, поэтому я отправилась спать в хлев и вот сейчас греюсь о теплый бок буйвола.

Покинув Серанг Тхоли на рассвете, мы начали подъем к вершине холма высотой в девять тысяч футов. Обычно солнце вставало навстречу нам из-за юр. Сегодня наоборот — мы поднимались по горе к солнцу. Как чудесно ступить из холодного мрака раннего утра в тепло и увидеть, как первый мягкий свет ложится на горы!

К десяти часам по едва заметной, часто терявшейся тропе мы миновали две горы. Наконец вышли к крохотному селению, прилепившемуся к возделанному склону. Там впервые за весь поход мы столкнулись с кастовой проблемой. Мы решили здесь позавтракать, но вскоре поняли, что попали в весьма ортодоксальную чхетрийскую деревню, где нас, внекастовых неиндуистов, ни в один дом не пустят. Наконец одна женщина согласилась приготовить нам еду при условии, что мы останемся за пределами ее двора.

Добросовестного Мингмара безумно огорчила мысль, что кто-то другой будет для меня готовить. Он клялся, что от такой еды я заболею всеми на свете болезнями. Стараясь утешить его, я сказала, что у меня невероятный — по европейским понятиям — иммунитет.

С половины двенадцатого мы шли, |почти не останавливаясь, часов шесть — сначала вниз к реке, затем вверх до перевала, снова спустились по склону, пока не оказались в Сентхонге, где живут в основном чхетри и несколько тамангских семей. В поисках пристанища мы переходили от одного дома к другому и спрашивали, какую религию исповедуют хозяева. В ответ встречали холодные взгляды индуистов. Таманги здесь намного беднее, чем чхетри, и, конечно, являются изгоями; но столь же безусловно и то, что эти люди намного общительнее своих высококастовых соседей. Я не возмущаюсь, что меня избегают ортодоксальные индуисты, от которых трудно ожидать братского ко мне отношения, и все же печально, что индуизм, несмотря на широту своего мировоззрения, на деле запрещает многие потенциально ценные человеческие контакты.