Дервла Мерфи - Девственная земля

Таши стала довольно элегантной дамой, и если раньше лохматый комочек хотелось потискать, то теперь она вызывает желание погладить ее шелковую шерстку. Экстерьером она напоминает таксу. У нее нелепый пушистый хвост коричневого цвета, игриво загнутый калачиком, к красивые бело-золотистые подпалины.

Я считаю, что Таши — «чистокровная тибетская дворняжка». Однако, если имеешь глупость пойти на мытарства и огромные расходы, связанные с провозом собаки из Непала в Ирландию, есть смысл притвориться, из престижных соображений, что собака принадлежит к редкой «центрально-азиатской» породе. Поэтому на бланке, который я заполняла сегодня вечером, приступая к мучительному процессу получения ирландского гражданства для Таши, в графе «порода» появилась нахальная запись: «карликовая гималайская овчарка».

Неделю назад наша идиллия стала омрачаться более неприятными сторонами владения собакой, родившейся в Непале. Я должна вернуться домой в декабре, и в ответ на мой запрос в ирландское посольство в Нью-Дели я получила целый ворох бумаг, требующих заполнения. Ясно, наше министерство сельского хозяйства терпеть не может иностранных четвероногих, а страницы неумолимых предписаний призваны искоренить все неблагоразумные привязанности, которые позволяют себе ирландские граждане за границей. Однако уважаемое учреждение плохо меня знает, если пытается помешать исполнению желаний ирландской гражданки. Моя решимость «импортировать мелкое домашнее животное из семейства псовых» (собаку, попросту говоря) мгновенно укрепилась, стоило мне прочесть грозные правила. Даже если бы я терпеть не могла Таши, они бы вызвали у меня непреодолимое желание импортировать ее «отдельно, помещенной в соответствующую корзину с крышкой, клетку, коробку или другую тару, через которую нельзя просунуть нос и лапу и которая не должна содержать сена, соломы или торфяного мха». В воинственном настроении заполняла я анкеты и писала заявки «официальным карантинным службам» и «официальным агентам по перевозкам», в то время как Таши безмятежно дремала у моих ног, не ведая, что в течение следующих нескольких месяцев она станет предметом большого беспокойства множества людей.

Два дня назад я прилетела в Катманду. За стенами посольства и отеля «Ройял» не чувствуется никаких признаков, что наши южные соседи находятся в состоянии войны. Отель «Ройял» совершенно пуст: схлынули толпы богатых туристов, ненадолго останавливающихся в Непале во время своих кругосветных путешествий. Хозяева отелей распустили большую часть персонала.

Я провела три часа в аэропорту, разыскивая груз с продуктами для беженцев среди гор провианта, скопившегося здесь. Как ни странно, создавшийся кризис ускорил доставку товаров из Калькутты. Большинство пассажирских рейсов отменено, поэтому непальская авиакомпания занялась транспортировкой грузов, вместо того чтобы терять деньги на простоях. Теперь аэропорт забит всевозможными тюками, корзинами, ящиками и коробками. Наши сто пятьдесят банок консервов ждали отправки в калькуттском аэропорту уже семь недель, и могли пролежать там еще семь месяцев, если бы не прекратились более выгодные пассажирские перевозки.

Сегодня я провела в аэропорту почти десять часов. Я все ждала, что самолет поднимется в воздух, но он так и не взлетел. Метеорологические условия для рейса в Покхару были благоприятны, но что-то все время мешало полету. Наконец в 5 часов 20 минут вечера было объявлено, что рейс на Покхару отменен.

Началось мучительное возвращение в Джавалкхель с обычным моим багажом для беженцев. На сей раз груз состоял из трех ящиков порошкового молока весом по шестьдесят фунтов каждый, шести банок консервов по сорок фунтов и двух ящиков медикаментов по двадцать, корзины со свежими овощами для больницы «Сияние» в тридцать фунтов и матерчатой сумки через плечо с личным багажом — в два с половиной фунта. В порту царил страшный хаос. Поэтому не так-то просто было охранять такое количество багажа в течение почти десяти часов. Собственно, сделать это можно было одним-единственным способом — построить из тюков «пирамиду», взгромоздиться на нее, восседать на ней, как воплощенное долготерпение, и с улыбкой встречать очередную задержку. Труднее всего было доставить багаж в город. Я внутренне содрогалась при мысли о том, что завтра на рассвете все это придется вновь тащить в аэропорт. Ужаснее всего то, что ни в аэропорту, ни на аэровокзале на Нью-Роуд нет камер хранения.