Что же касается песен, то были поэты и авторы, которые на самом деле были диссидентами. Например, Александр Галич или мой друг Юлий Ким, в молодости сочинявший обличительные антисоветские песни. Я никогда этого не делал. Поэтому, когда теперь многие литераторы и барды начинают бить себя в грудь и кричать, что они были героями и боролись с советской властью, я всегда подчеркиваю, что никогда не был диссидентом. Я был вполне лояльным советским гражданином. Однако все стихи и песни, которые я писал, я писал без цензуры «сверху». Ни я, ни Юрий Визбор и Булат Окуджава, бывшие членами партии, ни Новелла Матвеева, ни Владимир Высоцкий, в партии не состоявшие, никогда не воевали с советской властью. Это власть, сразу поставившая авторскую песню вне закона, воевала с нами, поскольку любая попытка свободно дышать и говорить в несвободном государстве сама по себе уже являлась крамолой. Не случайно в те времена социалистический реализм переводился как «восхваление начальства методами, доступными его пониманию».
В последнее время я ловлю себя на том, что все чаще оглядываюсь в прошлое. Старые друзья и собеседники уходят один за другим, а новых заводить – поздно. Как гласит восточная мудрость, тот, кто сажает деревья под старость, уже не может надеяться, что будет сидеть в тени их ветвей.
Память начинает подводить, особенно по части всего недавнего. «Память, как зрение, делается дальнозоркой: помню войну и не помню, что было вчера». Среди постоянной суеты текущих дел, шумного громыхания сегодняшних буден, ежедневных телевизионных и интернетовских страшилок, в моих ушах все явственнее звучат негромкие струнные аккорды давно умолкших гитар.
Жил я достаточно долго.
Где я умру – неизвестно.
Определение дома,
Определение места.
Все опознать его силюсь я,
Запечатлеть его в слове.
Я родился на Васильевском,
Мать и отец – в Могилеве.
Внучки родились в Израиле,
Рядом с погибшим Содомом.
Кто растолкует мне правильно,
Что мне считать своим домом?
Гнал ураган меня галсами
С яростью невыносимой.
В спальный мешок забирался я,
Пахнущий дымом и псиной.
Север пургой меня потчевал
Над океаном бездонным.
Кто объяснит мне доходчиво,
Что мне считать своим домом?
Долго не ведал я, баловень,
Истины в горьких облатках.
Жил я подолгу на палубах
Разных судов и в палатках,
Там, где для мыслей подобных
Попросту не было времени.
Определение дома,
Определение племени.
Живший стихами и песнями,
Был бы, возможно, всегда я
Счастлив с подругою, если бы
Не появлялась другая.
Таинство детского лепета,
Блин, что останется комом.
Кто объяснит мне бестрепетно,
Что мне считать своим домом?
Предки, что газом удушены,
В общей исчезли могиле.
Дом мой, в блокаду разрушенный,
Люди обжили другие.
Необратимо потеряно
Все, что с рожденья дано нам.
Кто объяснит мне уверенно,
Что мне считать своим домом?
Город ли, желто-медовый,
Этот заснеженный мысли?
Определение дома,
Определение смысла
Жизни, что теплится вроде бы,
Значит, не кончился порох.
Определение Родины,
Призрачной точки опоры.
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу