Александр Ферсман - Три года за полярным кругом

Но пора спешить к камню-лагерю, сюда мы еще успеем придти [11] Это месторождение разыскивалось нами в экспедицию 1922 года, но без результата. .

Забираемся в нашу импровизированную палатку, закусываем холодными мясными консервами и запиваем холодною водою. Закутываемся в теплые канадские шубы и пытаемся заснуть. Но порывы ветра делаются все сильнее и сильнее, слышатся тяжелые капли дождя на поверхности брезента, густые тучи окутывают нас. Температура падает до 4° Ц., а сильный ветер почти срывает нашу палатку, врываясь к нам своим холодным и мокрым дыханием.

Наступает утро — сырое, неприветливое, в 10 шагах теряется в тумане фигура человека, бешено мчатся тучи, а ветер не позволяет свободно идти. Мы все же хотим быть настойчивыми и выполнить все, что желали. Мы делимся на два отряда, один мы вверяем нашему храброму петрографу, и решаем обойти весь массив вокруг, придерживаясь края обрыва. Оба отряда пойдут в разные стороны и где-либо на севере у обрывов к озеру Кунъявру они должны вечером встретиться.

Медленно и осторожно идем мы вдоль восточных склонов; гигантские пропасти в 400 метров открываются под нашими ногами, клубы тумана то вырываются ветром снизу, открывая нам как-бы окна в глубокие ущелья, то окутывают нас сплошным молоком. Иногда у обрывов лепятся висящие массы снега, а большие глыбы обвалов темнеют черными зловещими пятнами на снежных карнизах.

В этой однообразной пустыне лишь изредка более мелкие россыпи привлекают наше внимание — это поля рассыпавшихся жил полевого шпата с редкими минералами. С трудом следим мы за этими полями, собирая минералы окоченевшими руками, с трудом на ветре и дожде завертывая их в бумагу. Уже темнеет, а обрыв все тянется и тянется вправо, и не видно северного конца огромной столовой горы.

Я поворачиваю свой отряд обратно и не без волнения заранее учитываю, что найти наш лагерь будет не легко. Мы боремся с противным ветром, туман заменяется мелким дождем; с компасом в руках я слежу по часам за нашим движением, присматриваясь в обрывы и стараясь узнать контуры той глубокой расщелины, от которой необходимо резко изменить по компасу направление.

Мы идем все дальше и дальше. Сменяется обрыв крутым каменистым скатом, а затем далее скалистый обрыв…

Я отчетливо понимаю, что потерял направление, что старая карта не отвечает контурам нашей вершины, и не без смущения посматриваю на компас, выискивая верное направление.

Кто не знает в экспедициях этих жутких минут, когда так отчетливо сознаешь всю ответственность, которая лежит на тебе за твоих спутников, когда так необходимо полное спокойствие и хладнокровие! Мне хорошо знакомы эти минуты в холодных водах Хилка в Забайкалье под цеолитовыми утесами Куналея, я их отчетливо ясно помню в долгие дни потерянного пути в Северной Монголии.

Надо остановиться, сесть и подумать, надо учесть скорость хода, принять во внимание все мелочи пути. Да, мы очевидно неожиданно выскочили на южное горное плато, которое совершенно не показано на карте и на котором мы можем блуждать целые дни. Если это так, то надо идти, круто повернув к западу, и если это верно, то мы должны наткнуться на обрыв всего лишь в одной версте в этом направлении.

Медленно решаем мы идти по этой догадке.

Вот он, обрыв, вот вдали большие снежные поля, вот в моменты стихающей бури слышится журчанье водопада, вот, наконец, старые следы ноги на мелком гравии — и из массы всех этих признаков, как Шерлок Холмс, мы вырисовываем свое положение и подбодрившись идем дальше, цепляясь по скалам каменного моря.

Но вот, как будто бы среди шума дождя вдали слышны голоса. Мы начинаем переговариваться пронзительными свистками и скоро встречаемся со вторым отрядом, тоже потерявшим направление и после удачного обхода всего горного массива не знавшим, куда идти.

Но вот наш камень; можно подкрепиться холодными консервами и консервированным молоком; можно немного согреться спиртом, которого, однако, слишком мало… Мы промокли насквозь; холодные, почти окоченевшие забираемся мы под брезент, стараясь друг друга согреть.

Начинается тяжелая вторая ночь. Ветер временами грозит сорвать нашу палатку, дождь заливает, под нами текут струйки воды. В темноте ослабевшие путники начинают стучать зубами, и ничем нельзя остановить судорожные движения усталого организма. Все вокруг мокро и сыро, погибли и наши фотографические пластинки, с трудом сохраняем сухим коробок спичек.