Эрик Люндквист - Люди в джунглях

— Что же она тебе посоветовала? Расскажи!

— Она сказала, чтобы я нашла большой лист келади. Обязательно в четверг вечером. Возьми его и приди с пим под большое дерево одна, учила меня бабушка. Положи там лист на землю и помочись на него. Это надо делать в сумерки. У тебя получится как бы большое зеленое блюдце с водой. Посмотрись туда, как в зеркало, и прочти такое заклинание (Сари забормотала по-арабски). Потом возьми лист и брось через левое плечо. Но только ни за что не оглядывайся! И назавтра у тебя все пройдет. Так меня учила бабушка. А у меня ничего не прошло. Я три раза пробовала. И как посмотрю на отражение, вижу не только себя, но и тебя тоже. Видно, я полюбила еще сильнее, чем думала бабушка. Не справилось с тобой ее колдовство!

Мы смеемся.

— Это наверно потому, что ты белый. Белых никакая ворожба не берет, говорила бабушка. Завтра поедем с тобой на Себатик. Поживем там, построим хижину на берегу. Долго-долго там будем… Нам бы жить вместе в джунглях, и все будет хорошо, — заканчивает сонным голосом Сари.

Слово «джунгли» наполнено для нее особым смыслом. Она подразумевает не только лесные дебри, но и чел вечность того, кто ей дорог.

Ночь небывало сырая, даже для джунглей Борнео. Сеет мелкий дождик, струйка воды бегут но листьям, нас окутал густой туман. В душном воздухе стоят запахи зверей и ароматы джунглей. Резко пахнет дикой свиньей, циветтой, медведем, буйволом. Раз или два ветерок доносил запах оленя, но глаз увидеть нам не удалось.

Нас двое, Легонг и я. Забрались далеко вверх по течению Селемпопота, в царство слонов, и вот охотимся ночью с фонарем около старых угольных копей. Их забросили лет пять-шесть назад, и они уже совсем поглощены джунглями. Дома и производственные постройки не видны за плотным покровом зелени. Деревья проросли сквозь крыши, свалили прогнившие стены.

Раньше здесь было много фруктовых деревьев. Джунгли еще не совсем задушили их, и опавшие плоды манят сюда диких свиней, оленей, медведей.

Ступаем по заросшим железнодорожным путям; местами идем по слоновым и буйволовым тропам. Из тьмы и тумана появляются странные кубические предметы. Это останки домов, облепленные ползучей зеленью. А вот копер, такой же обросший, как все остальное. Местами попадаются полянки — зеленый ковер травы и лилии. Деревья не выросли тут потому, что буйволы вытаптывают молодые ростки.

Заброшенные поселки всегда окружены атмосферой таинственного, необычного. В гуще джунглей всего несколько лет назад был город с тысячами жителей: предприятия, больницы, железная дорога, лавки, кинематографы. Зеленый океан джунглей затопил кипучую жизнь. Люди ушли. Теперь тут обитают лесные звери да души умерших, как думает Легонг.

Сквозь косматый от тумана мрак до нас доносятся странные звуки. Внезапный треск гниющего дерева. В зеленых гротах на месте домов — кашель, хрипенье, крики. Я объясняю, что это обезьяны и свиньи, но Легонг не верит мне: неспроста у него волосы поднимаются дыбом! Но Легонгу хочется мяса, и мы не отступаем.

Проходя развалины больницы, освещаю их фонарем. Вижу буйволовый помет, слышу возмущенные крики обезьян, устроившихся на ночь на уцелевших стропилах.

Больше всего диких свиней. Они выскакивают чуть ли не из-под ног, со всех сторон слышны топот и хрюканье. Запах свиньи настолько силен, что он заглушил запах укрывшегося в чаще медведя, и встреча с ним застигла нас врасплох. К счастью, он, сердито ворча, пустился наутек.

Вдруг под купой деревьев джамбу замечаю множество мечущихся красных точек. Легонг тоже увидел их и затаил дыхание от страха. Даже меня заразил своим испугом. Что бы это могло быть? Какое это животное? Да еще с красными глазами… Но тут же я различаю: это дикобразы!

С десяток причудливых зверьков беспорядочно суетятся, бегают кругом. Мы облегченно смеемся и идем дальше.

Легонг шепотом рассказывает, что на этом самом месте было убито много белых, когда восстали китайцы-углекопы.

С тех пор прошло всего несколько лет. А сейчас кажется, что поселок уже целое столетие спит в объятиях джунглей…

От бормотания Легонга и этой странной атмосферы мне становится не по себе. Может быть, и в самом деле что-то остается от людей, которые работают, живут, любит и умирают? Может быть, в каком-то виде сохраняется излученная мозгом энергия? И убитые бродят по ночам наперекор всем нашим здравым мыслям — здравым днем, при свете солнца… Легонг ни капли не сомневается в этом и все-таки отваживается ходить здесь. Вот оно, настоящее мужество! Правда, он жмется ко мне, поближе к моему фонарю.