Элоиза Джеймс - Париж в любви

Алессандро ходил за покупками, а вернувшись, сказал:

— Я собирался купить тебе цветы из-за того, что мы вчера повздорили.

Я взглянула на его пустые руки, и он пожал плечами.

— Выбор был слишком велик.

Как-то раз в октябре мы забрали Анну и ее новую подружку Эрику после занятий и пошли с ними к Эйфелевой башне. Девочки бежали впереди, высоко подпрыгивая и выписывая виражи, как подвыпившие летчики-истребители, которым хочется покрасоваться. Мы с Алессандро недоумевали, почему французы собирались демонтировать башню после Всемирной выставки в 1889 году. Ведь она так красива, что разрушить ее — все равно что замазать краской Мону Лизу из-за ее длинного носа.

Как говорится в моем путеводителе, на Сене, почти у самого подножия Эйфелевой башни, пришвартованы маленькие bateaux mouches, или туристские катера. Мы шли под железными кружевами, а девочки с плеском неслись по воде, вскрикивая, как чайки. На берегу мы заплатили за дешевые билеты — без блинчиков и шампанского. Поскольку нужно было ждать двадцать минут, мы отправились к карусели, стоявшей у реки. Полная женщина с трудом умещалась в маленькой кассе, отгораживавшей ее от туристов и дождя — правда, ни того ни другого пока не наблюдалось.

Анна и Эрика забрались наверх, но механик ждал, очевидно, надеясь, что двое детей привлекут других. Девочки напряженно сидели на своих ярко раскрашенных лошадках, и их тощие ноги казались слишком длинными. Скоро эти десятилетние девчушки будут стесняться таких детских развлечений, но пока это время еще не пришло.

Наконец заиграла музыка, и лошадки дернулись вперед. Карусель в солнечный день — это мелькание детских улыбок и подпрыгивающих попок. Но когда девочки скрылись из виду и нам осталось лишь любоваться лошадками без всадников, я осознала, что пустая карусель в пасмурный день утрачивает свое неистовое веселье. Исчезает впечатление, будто лошадки несутся к какой-то радостной финишной черте.

Тех, на которых сидели девочки, словно нашли на свалке. У лошади Анны не было половины передней ноги.

Они выгибали шеи, как боевые кони, покрытые шрамами и печальные, которые перебираются через Альпы во время военного похода. Каждая выбоина от детских пяток была четко видна на золотой краске.

Поскольку механику некуда было идти и нечего делать, он все катал и катал девочек. Но наконец музыка замедлилась, и в воздухе повисли последние нестройные ноты.

Я решила, что нет более грустного зрелища, чем французская карусель в дождливый день, и подумала, что уж лучше бы мы заплатили за шампанское и блинчики.

По дороге в школу, в метро, Анна изображала свою учительницу, которая в ярости топала ногами и кричала: «Заткнитесь! Сядьте! Маленькие кретины!» Весь вагон хохотал, хотя Анна совершенно не подозревала о своей очарованной и восторженной публике.

Алессандро принес домой на редкость удачный презент, компенсируя вчерашнюю неудачу с цветами: сыр в форме сердечка, сорт камамбера/бри, жирный, как масло, но в два раза вкуснее. Мы ели его с хрустящим хлебом и с простым салатом из оранжевых перцев, а на десерт — киви.

Я только что наткнулась на список, который набросал Лука на листе бумаги. Сверху он написал (курсивом): «Конец». Список озаглавлен «Несколько проблем».

— Не умею писать курсивом.

— Не умею писать по-итальянски.

— Не думаю, что правильно записал домашнее задание по математике.

— Нужно написать эссе по-французски к понедельнику.

— Нужны мои книги к завтрашнему дню.

Я чувствовала себя ужасно. Что мы наделали, притащив его сюда! У меня будет язва от одного только чтения этого списка.

Моя сестра упомянула перед нашим отъездом во Францию, что родственник с материнской стороны опубликовал мемуары о своей жизни в Париже. Я никогда не слышала о Клоде К. Уошбэрне, который был одним из братьев бабушки и умер еще до моего рождения. Сегодня пришли по почте «Страницы из книги о Париже», опубликованной в 1910 году. Насколько мне известно, Клод родился в Дулуте, штат Миннесота, и переехал в Европу после получения диплома. Жил во Франции и в Италии. Проведя в Париже около года, он женился на женщине с необычным именем Иве. Я только начала читать его книгу, но пока что он характеризует брак как «постыдный институт» и похваляется своей «все усиливающейся экзальтацией» по поводу того, что остается холостяком, осторожно ведя судно мимо «матримониальных скал, которые являются преградой на пути к ранним успехам, — в открытое море холостой жизни». Должно быть, Иве потопила его судно, прежде чем он успел обойти ее скалы.