Михаил Певцов - Путешествия по Китаю и Монголии. Путешествие в Кашгарию и Куньлунь

Южный склон Саура беден поперечными ущельями: свесы его оканчиваются здесь мягкими, округлыми очертаниями. В западной части хребта, где нами было осмотрено весьма ограниченное пространство, мы встретили исключительно порфир и только в одном месте, в довольно широкой, но короткой поперечной долине нашли выход сиенита в виде плоского бугра. В средней части нами было обследовано тоже незначительное пространство, представлявшее невысокое предгорье хребта с обнажениями кремнистого сланца, прорванного кое-где невысокими куполообразными массами красного сиенитового гранита. Еще менее известна нам восточная часть хребта, где мы в коротком ущелье видели обнажения черного кремнистого глинистого сланца, а на дне его нашли гальки лидита и железистой яшмы. Хотя осмотренные нами в южном склоне Саура пространства ничтожны по отношению к длине и ширине этого могучего хребта, но, судя по огромному количеству обломков порфира и кремнистого сланца на поверхности равнины Кобу, можно полагать, что этим породам принадлежат мощные в нем месторождения, по крайней мере в южном склоне.

С урочища Чоган-обо мы должны были следовать в китайские пределы горами, окаймляющими Чиликтинское плоскогорье с востока, чтобы выйти на высокую равнину Кобу, вдоль которой идет дорога в г. Булун-Тохой. Избрав для нашего пути проход Кергентас, как наиболее удобный, мы выступили рано утром 19 мая.

М. В. Певцов

Проход вначале представляет широкую поперечную долину с крутыми горными склонами по бокам, покрытыми местами изрядною травянистой растительностью, а дно его, орошаемое ручьем Кергентасом, по богатству своей флоры далеко оставляет за собой соседнюю, бедную в этом отношении Чиликтинскую равнину. На окрестных горах весьма редко встречались обнажения, да и то исключительно твердых пород, в виде небольших, уединенных гольцов или тонких гребней, венчающих некоторые горные вершины, а на соседних горных склонах поминутно появлялись сурки (Arctomys baibacina), боязливо посматривавшие на нас и быстро прятавшиеся при нашем приближении в свои глубокие норы, которых тут везде было такое множество, что какому-нибудь смельчаку, далеко отошедшему от собственной норы, нетрудно было в случае опасности найти временный приют у соседей.

Сделав 25-верстный переход, мы остановились на ночлег на берегу того же ручья Кергентаса. Едва успели поставить юрты, как партия наших казаков с ведрами в руках отправилась на ближайшую отлогость отливать сурков из нор водой, но, несмотря на все усилия, им не удалось выгнать ни одного зверька, хотя воды для этой цели было израсходовано по крайней мере ведер около ста.

Флора окрестных горных вершин отличалась уже альпийским характером, несмотря на то что мы еще не достигли высшей точки перевала. В лощинах кое-где росла редкими рощами сибирская лиственница (Larix sibirica) — единственная хвойная порода по всей горной стране, растущая только в высоких областях Саура и в горной группе, которую мы пересекали. [4]

На следующий день, поднимаясь постепенно, мы достигли высшей точки перевала, высоту которой, к сожалению, не пришлось измерить по случаю сильного ветра. Но, судя по характеру флоры, абсолютная высота этой точки во всяком случае не должна быть менее 9500 футов и лишь весьма немного уступает высоте наиболее выдающихся вершин поднятия. Температура здесь была так низка, что мы порядочно прозябли, а на окрестных горных вершинах виднелись кое-где снежные пятна.

От высшей точки перевала, отмеченной весьма удачно пограничным знаком, местность начинает сначала постепенно, а потом быстро падать к востоку, так что нам часто приходилось тут спускаться по крутым склонам, и мы очень скоро достигли плоского восточного предгорья группы, с которого потом и сошли на равнину Кобу.

Местность, на которой мы раскинули наш бивуак, представляла обширную зеленеющую равнину, обильно орошенную многими источниками, наполняющими ее почву до того, что она местами становится болотистой. Среди этой равнины, прорезанной несколькими рукавами бурной речки Джеменкула, стоит ламайская {6} кумирня, воздвигнутая торгоутским князем Матэнем, ставка которого находится верстах в двух к С.-З. от этой кумирни. По имени своего созидателя она и называется кумирней Матэня. Тут же около храма стоит несколько маленьких домиков, в которых постоянно живут монахи в числе от б до 10 человек. В этот монастырь стекаются в известные праздники толпы пилигримов из окрестных стран и приносят немало даров, на счет которых и проживают преимущественно монахи. Самая кумирня состоит из квадратного около 25 сажен в стороне здания, сложенного из превосходного китайского кирпича. Здание имеет два этажа, из которых нижний служит собственно храмом, а верхний деревянный, надстроенный уступом в виде мезонина, составляет особое помещение, дополняющее храм. Большие створчатые с затейливой резьбою ворота ведут во внутренность кумирни, куда через единственное окно едва проникает дневной свет. Потолок этого сумрачного святилища поддерживается множеством деревянных четырехугольных колонн, выкрашенных желтою краской. Вдоль стен везде устроены возвышения вроде широких лавок, уставленные сплошь кумирами, деревянными и металлическими различной величины и в разных позах, начиная с человеческого роста и даже более и кончая маленькими вроде кукол бурханчиками, как их называют у нас. На некоторых надеты шелковые одежды, принесенные, по словам сопровождавшего нас монаха, в дар поклонниками. У стены, напротив дверей, на особом возвышении помещается главный бог — медный бюст в поясную величину, изображающий женщину с правильными, красивыми чертами лица. Перед этим бюстом устроен небольшой жертвенник, на котором горит несколько неугасимых лампад и помещаются медные чашечки с хлебными зернами, а перед жертвенником на полу — жаровня для курения фимиама.