Эжен Фромантен - Одно лето в Сахаре

«Год в Сахеле» выявил некоторые качества таланта Фромантена, которые не бросались в глаза при чтении его первой книги. Поначалу у читателей могло сложиться впечатление, что ему удается изображение только экзотических пустынных пейзажей и сцен кочевой жизни. Новая книга показала, что его перо способно столь же непринужденно воссоздавать разнообразные картины оседлой жизни. А главное, она показала, что Фромантену чужда рабская покорность изображаемому предмету, что он может, оставаясь предельно объективным, вносить в описательную прозу личностное, поэтическое начало. «Он не стал рабом ни собственного стиля, ни собственной темы, — писала Жорж Санд, — у него, по-прежнему остающегося хозяином собственной индивидуальности, отчетливо ощущается мощь мечтательной и созерцательной души, повенчанной, если можно так сказать, с вечным зрелищем природы» [8] Цит. по: Louis Gonsе. Eugène Fromentin, peintre et écrivain. P., 1881, c. 142. .

По совету друзей Фромантен, ободренный счастливой судьбой двух книг, в 1859 году сделал первые наброски романа «Доминик», который был опубликован три года спустя, сначала в журнале, а затем и отдельной книгой. Сюжетную основу его составила история любви юного главного героя и замужней женщины, закончившаяся их отречением от счастья во имя долга. Отречение стало как бы девизом Доминика и в профессиональной жизни: ему не удалось осуществить своих намерений — стать беллетристом, потом публицистом, и он примирился со своей судьбой деревенского помещика, отца семейства, мэра своей деревни, человека без иллюзий.

В определенной мере история Доминика явилась проекцией собственной биографии писателя. В ней воспроизведена история реальных взаимоотношений юного Эжена и подруги его детства — креолки Женни-Каролин-Леокадии Шессе. Девушка была старше его на четыре года, рано вышла замуж за другого человека, что и явилось источником психологического конфликта в душе будущего писателя, а затем и его героя. Есть ряд общих моментов в изначальном замысле «Доминика» и книг об Алжире. В обоих случаях литература пришла на помощь, чтобы рассказать о том, что невозможно выразить средствами живописи. В первом из писем к Жорж Санд Фромантен писал, что он хотел с помощью воспоминаний вновь вернуться в пору своей юности и выразить в книге ту лучшую часть самого себя, которой никогда не суждено воплотиться в картинах.

Так же как и в ранних произведениях, в «Доминике» много внимания уделено описаниям природы. Например, осенний пейзаж, на фоне которого происходят обе встречи рассказчика со своим героем, предопределяет элегическую тональность всего повествования. Природа является здесь важным позитивным элементом, который сообщает произведению философичность. По форме роман является записками охотника, поскольку преамбулой к основному сюжету служит описание сцены охоты. Не исключено, что Фромантен читал перевод произведения Тургенева, на который могла обратить его внимание Жорж Санд. По своему характеру, однако, Доминик больше походит на идеальных героев из второго тома «Мертвых душ», чем на дворян из тургеневских рассказов. Он добр, щедр, рачителен, не боится рисковать своими деньгами в сельскохозяйственных экспериментах, чтобы затем поделиться опытом с крестьянами руководимой им общины. Иногда Фромантена упрекали за конформистское, сугубо неромантическое поведение его персонажа, примирившегося с обстоятельствами. Однако, по-видимому, здесь следует говорить в первую очередь об искренности писателя в той мере, в какой зеркало автобиографического романа отразило кризис его собственного мировосприятия, завершившегося стоическим принятием судьбы, отказом от недостижимых идеалов. Такова была логика поведения многих людей той эпохи, сменивших бунтарство на комфортабельное существование буржуа. В определенной мере в этом даже проявился реализм Фромантена. «Доминик» — не совсем романтическое произведение. Как и в своих путевых записках, писатель избегает в романе показной эффектности, а порой даже сознательно приглушает тона. Так, история драматической первой любви выглядит здесь даже менее романтически, чем та, реальная, которая имела место в жизни самого писателя и которая закончилась ранней, скоропостижной смертью возлюбленной. (Роман был переведен на русский язык в 1977 г.)

Правда, у романа Фромантена можно обнаружить больше связей с классицизмом, нежели с реализмом. Автор не ставил своей целью изображать действительность во всем ее многообразии, а скорее наоборот, стремился устранять из поля зрения читателя все лишние, отвлекающие внимание детали реальности, которые могли бы нарушить строгую схему предельно обобщенной, почти вневременной истории любви, подобной историям принцессы Клевской и юного Вертера. Типично классицистической является также и главная тема книги — борьба любви и долга. От классицизма унаследовано и симметричное расположение фигур в книге: по одну сторону от героя стоит труженик Огюстен, а по другую — легкомысленный Оливье: вознагражденная добродетель и наказанный порок. Все это, впрочем, свидетельствует не только об уважении к традициям, но также и о складе характера Фромантена с его отчетливо выраженной аналитичностью, с преобладающим влиянием интеллекта над эмоциями. При этом, однако, писатель не пожелал во всем следовать классикам, не захотел, например, подчиниться строгим законам композиции, а предпочел построить свою книгу как серию отдельных сцен и картин, связанных между собой лирическими отступлениями и аналитическими рассуждениями. Это был тот самый структурный принцип, который он раньше применил в книгах об Алжире, а впоследствии в «Старых мастерах».