Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе

С Андреем Владимировичем я встретился впервые тогда же, в мой первый приезд в КРРЕЛ. Немолодой, полнеющий, с круглой лысой головой человек в очках с очень выпуклыми стеклами, за которыми расплывались очертания круглых бледно-голубых глаз, сказал вдруг на чистом, даже чересчур правильном русском языке: «Здравствуйте, Игорь Алексеевич, рад приветствовать вас у нас в гостях. Я — Андрей Владимирович».

Дело было в январе на севере США. Было холодно. Мы с Андреем Владимировичем быстро шли от одного здания к другому. Оба были в пальто. Я — в шапке, а он прикрывал свою блестящую лысину то одной, то другой рукой. Он понял мой взгляд. Улыбнулся сконфуженно:

— Шапки у меня не приживаются. Любую шапку я теряю где-нибудь в течение недели. Вот и бегаю так…

Андрей Владимирович родился в России, где-то под Ригой, за несколько лет до первой мировой войны в семье инженера русской императорской железной дороги. Когда началась первая мировая война и русские армии стали отступать, семья Ассмусов и с ней маленький Андрей эвакуировались куда-то в глубь России на юг, под Тифлис. После гражданской войны, по договору между Советской Россией и Латвией, все, кто эвакуировался из Латвии в] период первой мировой войны, могли вернуться в Латвию. Семья Ассмусов и с ней мальчик Андрюша вернулись в Ригу, ставшую столицей буржуазной Латвии. Но там не нашлось работы для русского инженера, знающего только русский и немецкий языки и не умеющего говорить по-латышски. Семья переехала в Германию. Здесь Андрей кончил школу, потом институт, стал инженером-механиком по грунтам, фундаментам. Женился он тоже на русской. Звали ее Софьей Павловной. А потом пришел фашизм, война с СССР. Ассмусы, как выходцы из России и не примкнувшие к фашизму, жили на грани жизни и смерти. После войны они эмигрировали в Америку.

Об Андрю американцы рассказывали легенды: о его уме, знаниях, и феноменальной рассеянности, о том, как он начал работать в КРРЕЛ. Рассказывали также о том, как Ассмус одно время зарабатывал деньги, делая переводы советских научных статей из журналов по механике льда и мерзлых грунтов. Переводы сначала нравились заказчику, которым было учреждение — предшественник КРРЕЛ, — но потом разразился скандал. Оказалось, что переводчиком Ассмус был никудышным. Начав перевод, он увлекался и часто развивал мысли дальше того, что писал автор оригинала. Иногда Ассмус писал даже другие формулы. Андрей Владимирович лишился этой работы. И вдруг выяснилось: все, что писал Андрю, было правильно. Только его переводы были не переводы, а как бы новые научные статьи, написанные на базе того, что он должен был переводить, новые, улучшенные или исправленные статьи. Так Андрей Владимирович стал инженером, а потом научным сотрудником КРРЕЛ, автором ряда великолепных работ по прочности морского льда и в конце концов научным руководителем КРРЕЛ.

Но мне больше запомнился рассказ, который я услышал от Софьи Павловны: Андрей Владимирович еще не вернулся, и я ждал его, сидя за столом в большой, старинно-русской гостиной дома Ассмусов со множеством венских стульев и кадушек с фикусами. Софья Павловна угощала меня чаем и рассказывала о жизни: первые их девочки родились еще в Германии, сразу после войны. Голод. Собирали на свалках отбросы. Кормили детей кашицей из размятой картошки и моркови. Решили эмигрировать в Америку, но туда «брали» с относительно хорошим здоровьем, а у Андрея во время бомбежек была повреждена рука. Но потом руку удалось восстановить после тяжелой операции, благо у самой Софьи Павловны было медицинское образование, диплом врача.

Когда приехали в Нью-Йорк — сначала жили в одной комнате с братом Андрея, который приехал туда раньше. Потом их отправили в Филадельфию. Там Андрей наконец нашел работу: начал переводить с русского технические статьи для библиотеки Конгресса. Потом он нашел работу и в самой библиотеке, и семья переехала в Вашингтон. Жили в большом многоквартирном доме на горе. На машину денег не было, а все магазины были под горой. С тяжелыми сумками карабкались наверх. Экономили каждую копейку. Не было стиральной машины. Стирали в кухонной раковине и в ванной, несмотря на то что на первом этаже дома была прачечная самообслуживания. Она стоила двадцать пять центов, но приходилось даже такие гроши экономить, поэтому стирали дома. Но белье надо было сушить, а соседи ругались. Поэтому в парке рядом с домом повесили веревку и вешали там белье ночью, чтобы никто не видел.