Леонид Ленч - Месяц в демократической Германии

А таких много!

Мне была предоставлена возможность поговорить с немками и немцами «оттуда».

Разговор был искренний, откровенный, непринужденный.

Утром мать дала Габриэль пятьдесят марок и сказала:

— Поди купи кофе и чего-нибудь вкусного, мне некогда: все номера в отеле заняты, мы с Эльзой сбились с мог.

Габриэль молча стала надевать пальто.

— Готовить сегодня тоже будешь ты. Если возьмешь ветчины, не забудь, что папа не любит жирную. Почему ты такая бледная сегодня?

— Плохо спала! — сказала Габриэль уже в дверях.

На эти пятьдесят марок Габриэль где на попутной машине, где автобусом, где пешком добралась до Берлинерринга. И вот она сидит передо мной и рассказывает о себе.

Ей девятнадцать лет. У нее тугие, смугло-румяные щеки лыжницы, она черноволоса, ее большие темные, сияющие глаза излучают такую радость жизни, такую доброжелательность и такую уверенность, что трудно удержаться от улыбки, глядя на ее милое личико, на всю ее ладную, спортивную фигурку. На ней хороший свитер из голубой шерсти и черная плиссированная юбка. Это все ее имущество.

Как же все это случилось?

В гитлеровские времена отец Габриэль был довольно видным нацистским чиновником. И мать тоже подвизалась в каком-то нацистском активе. Жили в Берлине. К новым, демократическим порядкам приспособиться не могли да и не хотели: все тут было им чуждо, враждебно, неприемлемо. При первой же возможности они уехали на Запад и увезли с собой маленькую Габриэль.

Они уехали на Запад и ничего дорогого для себя на Востоке не оставили. А Габриэль покинула целый большой мир: свою школу, своих подружек по классу, где она была старостой, свой пионерский отряд с его шумными сборами, веселыми кострами и песнями!

На Западе отец Габриэль устроился, с его точки зрения, хорошо. Поселился он в уютном мещанском городке — островерхие черепичные крыши домов в два, три, от силы в четыре этажа, старинная кирха, вонзившая готический красный рог в бирюзовое небо, какое-то сентиментальное озерко с лодками, купальнями и белыми гусями, которые издали так похожи на лебедей, в особенности когда плавают молча, не гогочут о своих глупых гусиных делах на всю округу.

Бывший нацистский чиновник купил дом — деньги у него были, — открыл небольшой, но доходный отель и зажил припеваючи. Потекли день за днем, марка к марке. «Гоп-ля, мы живем!» — была когда-то такая пьеса у немецкого писателя-импрессиониста Эрнста Толлера. А тут еще и Габриэль подросла, стала невестой, наследницей выгодного дела. После школы по настоянию родителей она поступила в аптекарский техникум, окончила его успешно, получила диплом! На всякий случай нужно иметь хорошую специальность, мало ли что может случиться в жизни у девочки!

А девочка-то томилась, задыхаясь от этого невыносимого, перинного, бюргерского благополучия. В ее душе жили впечатления ее пионерского детства, неясное стремление к какой-то возвышенной цели, к какому-то идеалу… Все не устраивало ее в наваристом, подернутом жирком, собственническом микромире. Не устраивала и аптекарская специальность — она мечтала о высшем образовании, хотела стать физиком или химиком, а родители были против. Родители хотели, чтобы она помогала матери, чтобы она улыбалась клиентам, получая с них деньги за номера, сдавала постельное белье в прачечную. И еще они хотели, чтобы Габриэль вышла замуж за солидного человека «при деле». А у Габриэль был друг, юноша, бедняк. Его призвали в бундесвер. Солдат — и в будущем никаких перспектив?! Родители и слушать не хотели о ее солдате!

В душе у Габриэль назревал взрыв. И он грянул. Мальчик, ее друг, на неделю раньше, чем она, явился на пограничный пункт и сдал свой автомат восточному пограничнику.

Я говорю ей:

— Габриэль, будьте искренни! Я никому ничего не скажу. Вы не раскаиваетесь в своем поступке?

— Нисколько! — Глаза у нее уже не сияют, а пышут радостным жаром.

— Что вы собираетесь делать в ГДР?

— Учиться! Здесь высшее образование бесплатное. Мне обещали помочь устроиться в институт. Я буду физиком! Ведь физика — это наука настоящего и будущего, правда?

— Когда вы станете новой Марией Кюри, вспомните меня и наш разговор сегодня. Хорошо, Габриэль?

Хохочет, счастливая и смущенная.

— А где ваш дружок, Габриэль?

На ее личико набежала тень.

— Пока я о нем ничего не знаю.

— Почему вы не попросите администрацию, чтобы навели о нем справки для вас?