Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара - Книга первая

Начинает уж стираться из памяти и наш пеший переход по ямальской тундре вдвоем с профессором-геологом, грузином по национальности (вот уж и фамилию его забыл, и имя-отчество). Дорогой он мне рассказывал о своем отце, сподвижнике Сталина и Камо, об их засадах на Военно-Грузинской дороге, а над нами, распластав свои огромные белые крылья, все летела полярная сова и круглыми желтыми глазами не мигая смотрела на нас...

И рискованное путешествие по Восточным Саянам, вверх по бешеной реке Китой, когда мы пытались пройти с вьючными лошадьми крутыми горными тропами в те места, куда до нас лишь однажды прошли геодезисты, да и то не на лошадях, а на оленях. (Спасибо, хватило у нас тогда благоразумия повернуть после того, как одна за другой сорвались в Китой две лошади.)

И страшное наводнение в верхоянской горной стране, когда сидели мы на крохотном уступе, а вода у нас на глазах поднималась все выше и выше, нам же деваться было некуда.

И удачливая охота на красавца изюбря возле солонцов, где мы в охотничьем скрадке приманивали его игрой на берестяной дудочке.

И многое, многое другое. То, что было, да сплыло и, постепенно выцветая, уходит из моей памяти навсегда.

Но то, что удалось записать, — осталось, и теперь, перечитывая снова и снова эти свои небрежные записи, я опять бреду сквозь роскошный, совершенно непуганый мир зверей, рыб и птиц по отливной полосе Кунашира; продираюсь через бамбуковые джунгли Итурупа; пересекаю в кузове самосвала всю знаменитую «золотую» колымскую трассу; обхожу причудливые, сияющие неземным светом ледяные торосы моря Лаптевых; пеку хлеб на примусе в таймырской тундре на склонах каменного «торта» диковинного горного массива Тулай-Киряка-Тас. И если вместе со мной хотя бы малую толику моих переживаний испытает и тот, кто никогда не бывал в этих необыкновенных местах, а просто на досуге перечитал мои скромные заметки, я буду счастлив вдвойне.

...Прошло довольно много лет. Мои экспедиционные дневники разбрелись среди друзей и знакомых, так что у меня самого остались лишь обрывки да первоначальные, устланные комариными трупами и закапанные свечным салом книжечки-пикетажки [1] Пикетажка — полевой дневничок геолога. — Здесь и далее прим. авт. , в которых прочесть что-либо с каждым годом становилось все труднее. И вот в один прекрасный день, убоявшись того, что и эта овеществленная память изотрется без следа, я решил свои экспедиционные дневники восстановить.

Я редактировал свои корявые строки десяти-, двенадцати- и даже семнадцатилетней давности, стараясь сохранить в них то давнее время, те обстоятельства и того, давнего, себя. Удалось ли мне это — не знаю, но я старался, честное слово. Вместе с тем время от времени я не мог удержаться от комментариев с точки зрения себя сегодняшнего. Может, это и испортило мои бесхитростные заметки, но зато связало их все в единый тугой узел, прочно свив прошлое с настоящим.

-----

Итак, я лечу на Курилы.

Леня Парфенов, с которым мы прошлым летом пытались пройти на вьючных лошадях в самые верховья саянской реки Китой, нынче твердо обещал мне экспедицию на Курильские острова, которую он сам и должен возглавить.

Первая посадка моего самолета — в Иркутске.

В аэропорту жарко, пыльно, пусто. В воздухе разлита не то чтобы нега, а скорее просто лень. Сонны и ленивы служительницы храма воздушных перевозок, клюют носом сомлевшие милиционеры, продавщица сувенирного киоска, торгующего пузатыми бурятскими вазами, с ненавистью смотрит на уныло бредущих мимо нее пассажиров, и во всем ее облике виден вопрос: «Зачем я здесь? Чего им всем от меня надо?»

Взлетели мы, однако, точно по расписанию, без задержки.

Очень красив Байкал, когда смотришь на него сверху, из окна самолета. Байкальская вода имеет какой-то необыкновенно глубокий синий цвет. Вообще, я давно заметил, что очень холодная вода имеет несколько другой цвет, более насыщенный, что ли. Ах, про Байкал можно было бы написать не одну восторженную страницу. Бывал, бывал я на его берегах и с иркутской, и с бурятской стороны, плавал по его волнам, ловил омуля сетями (не браконьерствовал, нет, ловил по разрешению: для научных ихтиологических исследований) и даже около двух часов провел однажды в байкальской холодной воде, забивая в дно какую-то трубу. Впрочем, к описываемому мною здесь путешествию это никакого отношения не имеет.