Идем плечом к плечу, банку друг другу передаем, прихлебываем из нее. Пыль на дороге стоит желтая, мы от нее чихаем — хорошо нам.
Остановили какого-то чувака, спросили:
— Где у вас тут исполком, батенька?
Он сказал:
— А вон он, исполком. Только туда с банкой нельзя.
Я сказал:
— А мы туда с банкой и не пойдем.
Передал я банку Сереге. Вытер усы. Вошел в исполком. Сказал:
— Где у вас тут телефон?
Мне отвечают:
— А в исполкоме в трусах нельзя.
Я сказал:
— Понял.
Вышел, сказал:
— Серега. Иди-ка теперь ты, позвони дядьке. Ибо ты в трузере.
Серега сказал:
— Понял.
Хлебнул из банки, вытер усы. Вошел в исполком. Сказал:
— Где у вас тут телефон?
Его спросили:
— А кому вы хотите по служебному телефону позвонить?
Серега сказал:
— Понял.
Вышел, сказал:
— Яша. Я забыл, как твоего дядьки фамилия. Иди-ка ты, позвони дядьке. Надевай мой трузер и иди.
Я сказал:
— Моего дядьки фамилия такая же, как моя, ибо он брат отца моего.
Серега сказал:
— А я и твою фамилию забыл.
Тогда я надел наш трузер, хлебнул из банки, вытер усы и пошел. Сказал:
— А ну, дайте мне телефон. Такому-то позвонить.
И расступились все. Гляжу: несут мне телефон прямо на блюде с голубой каемочкой. Несут, молчат, только на мой трузер с удивлением смотрят.
А трузер, надо заметить, был знатный. С бахромой, с дырами. Смотрят они, и никак понять не могут:
— Как это трузер был сначала на одном человеке, а потом на другом оказался?
Позвонил я дядьке, поговорил с ним. Они, конечно, разговор слышали и затрепетали все. Говорят:
— Если сейчас за вами машина из крайцентра придет, вы уж тогда тут, в исполкоме подождите.
Я сказал:
— Хорошо. Сейчас придем.
Вернулся к Сереге, взяли мы банку и в исполком вошли. А нам говорят:
— А в исполкоме в трусах нельзя. И с банкой нельзя.
Серега говорит:
— Как это нельзя? И даже нам нельзя?
Они говорят, чуть не плача:
— Никому нельзя.
Мы говорим:
— Понял.
Вышли на улицу, сели перед исполкомом, банку бухать. Банку до дна выбухали — идеи появились. Поскребли по карманам моих шорт, которые в исполкоме трусами называли, также по карманам трузера поскребли. Денег копеек шестьдесят набралось, а банка стоит файф.
Зашли на ближайший двор, отдали чуваку шестьдесят копеек, сказали, чтоб в кредит выписал. Чувак выписал нам сухача в кредит, потому что уже хорошо нас знал: мы у него полпогреба уже выквасили. Он не знал, что черная Волга уже едет за нами по Краснодарскому краю, и не вернем мы ему кредита в этом году, а только, Бог даст, на следующий год вернем.
Сидим дальше перед исполкомом, банку бухаем. Хотелось бы нам по Тамани погулять, таманок за косы подергать, да нельзя: стрелка с черной Волгой была именно у исполкома забита.
Тут пришла пора Сереге развязать коней. Переоделся Серега в трузер, пошел в исполком, в тамошний дабл.
Вернулся. Тут уж и мне коней пришло время развязать. Переоделся я в трузер и пошел. Иду по исполкому, а там все на меня смотрят и никак понять не могут:
— И с чего бы это — то один, то другой — в одном и том же трузере тут ходят?
Так мы и сидели в тени под навесом, напротив исполкома, а навес был зреющим виноградом увит, с жаркой точкой южного солнца в каждой виноградине, и ветер с моря дул прохладный, ободряющий. Сидели и каждые минут пять-семь, уже под конец второй банки, трузер надевали и в исполком пфиу делать ходили. А последний раз, уже в самом финале банки, и Джуманиязов там понаделали. А в исполкоме исполкомовцы сидели, головами качали и все друг друга спрашивали:
— И с чего это они все в одном и том же трузере тут ходят? Пфиу да Джуманиязов нам делают.
* * *
Дальше:
Как мы в нашем трузере в Краснодар ворвались
Проблема направления
Как мы бушевали в Загорске
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу