Владимир Иорданский: Африканскими дорогами

Колвези оказался небольшим, но весьма благоустроенным и живописным городком. Его улицы застроены каменными вилами. Перед каждым домом — палисадник в кустах красных или лиловых бугенвиллей. Вдоль тротуаров ряды «пылающих деревьев» — африканских акаций в гроздьях алых цветов. Высоко над городом вытянулись колокольни католической церкви. В двух шагах от нее в скромном здании расположилось управление западной зоны «Юнион миньер»

Утром следующего дня представитель компании пригласил журналистов осмотреть ее рудные карьеры и завод. Небо было ясным, солнце после вчерашнего дождя словно умылось и сияло особенно ярко; дул легкий, прохладный ветерок.

Гигантский карьер, где открытым способом добывалась медная руда, находился неподалеку от городка. Дорога туда не заняла и часа. Я никогда не видел подобных разработок. С того места, где остановилась наша машина, самосвалы далеко внизу выглядели игрушечными, а экскаваторы — словно собранными из механического конструктора. Взмах ковша — и машина с грузом отъезжала, начиная медленный подъем по петляющим по скатам карьера виткам дороги. Людей не было, вся работа производилась механизмами.

После этого карьера цех, где в электролизных печах-ваннах производилась чистая медь, уже не удивил своими размерами. И здесь людей почти не было видно. Несколько рабочих следили за транспортером, которым доставлялись к печам электроды. Они же извлекали из этих печей розовато-красные листы меди. Готовый металл немедленно вывозился в соседние цехи для дальнейшей обработки.

— Помимо меди мы извлекаем из руды и некоторые другие металлы, в частности золото, — объяснял нам служащий компании. — Но в общем объеме продукции их место второстепенное.

Кто-то из журналистов спросил, откуда поступает электроэнергия. Служащий напомнил о гидроэлектростанции на Луалабе.

— Видимо, если бы катангские жандармы взорвали плотину, завод остановился бы? — снова задал вопрос тот же журналист. — Не по этой ли причине управление компании заставило жандармов отказаться от осуществления своей угрозы?

Вместо ответа наш гид только пожал плечами.

Осмотр владений «Юнион миньер» завершился посещением ремесленного училища, руководимого миссионерами-католиками. Мы приехали уже после конца занятий, и все классы и мастерские были пусты. Высокий, седоволосый священник встретил нас в дверях.

— Из стен этого училища выходят едва ли не все квалифицированные рабочие, в которых нуждаются заводы компании, — рассказывал он. — Мы не только учим ребят ремеслу, но и даем им определенные представления о математике, физике, химии.

— А могут ли ученики, получив специальность, отказаться от работы в компании и поискать себе место на каком-либо другом предприятии?

Улыбнувшись, видимо, наивности моего вопроса, священник сказал:

— Но здесь нет заводов и даже мастерских, которые не принадлежали бы «Юнион миньер».

Бельгийский коллега, напомнив священнику о распространенных в колониях среди «белых» сомнениях в способностях африканцев к овладению тайнами современного производства, осведомился, как успевают его ученики.

Миссионер, не задумываясь, ответил:

— У нас обучают самым различным профессиям — от токаря до электросварщика. Раньше я работал в Бельгии в таком же училище. У меня сложилось впечатление, что нет никакой разницы в способностях бельгийских и катангских ребятишек. Когда они увлекаются своим делом, то учатся хорошо. Если увлеченности нет, то настоящего мастера воспитать не удается.

В сущности, только после этой поездки по Колвези мне в полной мере раскрылись масштабы господства «Юнион миньер» над Катангой. И вся порочность, вся бесчеловечность этой власти.

Промышленный комплекс, созданный в Катанге, предстал передо мной как гигантский социально-экономический организм, паразитирующий на теле конголезской провинции. Он поглощал ее природные богатства, он диктовал свою волю ее политическим лидерам. Но что дала его власть краю? Рядом с ультрасовременными заводами прозябали обезлюдевшие, нищие деревни. Рядом с кучкой занятых на предприятиях компании специалистов и рабочих бедствовали тысячи людей. Никогда в прошлом катангская деревня не знала таких острых внутренних противоречий, таких безжалостных форм эксплуатации и угнетения, как сейчас.

К тому же, что решали эти люди в собственной стране? Ничего.

Вечером я присутствовал на приеме, организованном управлением западной зоны «Юнион миньер». В большом зале тихо играла музыка, черные официанты бесшумно скользили среди гостей, разнося подносы с коктейлями и сандвичами. Остро чувствовалось, что собравшимся здесь богатым «белым» глубоко безразлична судьба народа, которому они навязывали свою волю. Они и сами были слугами: одни — в распоряжении международной космополитической монополии, другие — государственного аппарата, и их помыслы были без остатка отданы делу, которым они занимались, — политическим интригам, производству, получению прибылей, собственной карьере. В лучшем случае они хотели бы быть умными хозяевами на этой земле, ни минуты при этом не сомневаясь, что и культурное превосходство, и богатство, и раса естественно предоставляют им место господ, а коренному населению отводят роль «дровосеков и водоносов», как говорят в таких случаях англичане.