Юрий Степанчук - Звезда и ключ Индийского океана

Хозяйка тем временем говорила о том, как она проводит время в этой глуши, занимаясь то ловлей морских черепах, то охотой на беглых рабов в лесу. Последним она особенно гордилась, так как, по ее словам, губернатор запретил охоту на оленей.

Жара спала, и Бернарден с облегчением покинул дом страстной «охотницы», однако не забыл упомянуть о ней в своих заметках, а в романе «Поль и Виржиния» она стала прототипом жестокого рабовладельца, вершившего скорый суд над чернокожими рабами.

Дорога привела путешественников в равнинную провинцию Флак, где дикая местность сменилась рисовыми делянками и плантациями сахарного тростника. Почва везде была каменистой, требовавшей для обработки большого труда, и только при подходе к Памплемусу стала более рыхлой и плодородной. И хотя Бернарден отметил это обстоятельство в своем путевом дневнике, голова его уже была занята другим, поскольку он приближался к поместью Монплезир, где жила его возлюбленная. Как смягчить ее сердце? Как разрушить стену вежливого равнодушия, от которого так страдало его мужское самолюбие? Теперь эти вопросы вновь стали терзать Бернардена. Он вспомнил, что молодая женщина годилась интенданту в дочери. Это подзадорило Бернардена, и он решил действовать. По возвращении домой он пишет ей письмо, в котором предлагает создать тайное общество, целью которого было бы делать добро и поступать в соответствии с девизом: не делай другому того, чего не пожелал бы себе. Кроме того, он предложил ей обсуждать вместе с ним заметки об Иль-де-Франсе, которые он начал писать. Бернарден надеялся, что общее дело сблизит их. За первым письмом последовало еще несколько.

Некоторые ответы Франсуазы, казалось, внушали надежду, иные, наоборот, повергали в уныние. Устав общества, предложенный Бернарденом, понравился мадам Пуавр, но, писала она Кандору (под этим именем Бернарден хотел бы быть членом общества), она не знает, возможно ли вообще создание такого общества на Иль-де-Франсе. Что же касается ее замечаний по поводу литературных опусов, то некоторые из них не лишены были здравого смысла и даже юмора. «Я едва нашла время, — пишет она, — внимательно прочесть ваши записи и не в состоянии дать им справедливую оценку. Мне кажется только, что „долины, заполненные нагромождениями гор“, — не долины». Вот ответ на следующее послание: «Меня огорчает ваше мнение о том, что я мало интересуюсь вашими заметками. Могу заверить вас, что это как раз тот жанр, который я очень люблю… Благодарю за комплименты. В знак признательности и дабы не отнимать у вас драгоценного времени на чтение, заканчиваю свое послание».

Конечно, не этого ждал от Франсуазы автор запи-сок и комплиментов, но иногда ее послания побуждали Бернардена к действию. Так, возвращаясь назад, отметим, что свое путешествие по Иль-де-Франсу он предпринял благодаря ее письму, в котором говорилось: «Нарисованная вами картина Иль-де-Франса слишком мрачна. Если бы его земля обрабатывалась свободными людьми, он был бы счастливейшим краем. Климат, который не доставляет никаких забот, всегда зеленые равнины и холмы, земля, дающая два урожая в год, не нуждающаяся в перерывах для восстановления плодородия, красивые леса, много рек, не очень приятных, это правда, но всегда полноводных. Нельзя же рисовать картину острова, видя перед собой один Порт-Луи… Сохраните все эти черные краски для изображения рабства. Но правды не искажайте. Она сама по себе достаточно сильна и впечатляюща и найдет отклик в сердцах честных людей».

Вероятно, вспомнив об этом послании, Бернарден по возвращении из похода не жалеет красок для описания картин, которые ему довелось увидеть на плантациях, злоупотребляя сложными выкладками экономического и политического характера. В конце концов мадам Пуавр не выдерживает и возвращает Бернардену его произведения, не давая своей оценки. «Я не могу, — пишет она, — высказать свое мнение в отношении вещей, которые меня мало интересуют».

Бернарден начинает понимать, что зря потерял время. В отчаянии, а возможно, и намеренно, он предпринимает шаги, которые могли бы скомпрометировать порядочную женщину. И мадам Пуавр разражается гневным письмом.

«Умоляю вас, месье, не пишите так часто. У меня много, очень много дел, мои близкие больны, я едва нахожу время, чтобы написать мужу.

Вы меня страшно терзаете своим намерением прийти сюда. Мне ничего не остается, как дать один простой ответ: все те, кто доставляют мне удовольствие своим приходом, вовсе не спрашивают меня об этом. Мой дом создан для того, чтобы принимать честных людей, — одних чаще, других реже, за исключением, конечно, друзей. Но признаюсь с полной откровенностью, что не склонна причислять вас к своим друзьям. Я ценю людей, которые не вмешиваются в мои личные дела, не принуждают меня к дружбе, не принимают простую обходительность и любезность за любовь…»