С утра для затравки Паша дал мне съесть вяленую щуку длиной 0.7 метра. После еды в руках у меня остался рыбий скелет, похожий на пилу, и я не знал, куда его кинуть. Все-таки мусор.
— Дай собаке, — подсказал Паша (у него на иждивении жили два пса непонятной породы).
— Подавится, — вспомнил я наставления собаководам-любителям. Правила кормления категорично запрещают давать собакам куриные и рыбьи кости.
— А я их цельной рыбой никогда не кормлю, — удивился Паша, — только костями. Если проголодаются, сами чего-нибудь в тайге сыщут.
Слышали бы Пашу члены московского клуба любителей-собаководов — ошалели бы. Я вспоминаю своих друзей, которые дома держат собак, и то, чем они их кормят. Сами так не едят, как их питомцы-любимчики.
Бросил собаке щучий остов, который мгновенно исчез в пасти.
На завтрак снова уха из щуки. Мне не надоедает — всю жизнь бы так питался.
Через полчаса я распрощался с Пашей и его корешами-мореплавателями-отпускниками и уплыл в направлении мыса Котельниковский. У основания мыса — губа Хары, откуда просматривается пик Черского: на вид ничем не примечательная вершина. Ее особенность в том, что она самая высокая на Байкальском хребте (2588 м) и самое главное — имеет имя. Практически все остальные вершины и пики Байкальского хребта не называются никак, несмотря на то, что они торчат вверх очень высоко. Может быть, у них и были имена когда-то, как и у множества безымянных речушек, впадающих в Байкал, но об этом никто не знает. На карте горы пронумерованы собственной высотой, как заключенные в концлагере. Бедные незамеченные горы!
Начиная с того места, где я ночевал с Пашей и его друганами-мореманами, горы постепенно отодвигаются на запад подальше от берега. Вместо гор — бугристая земля, заселенная хвойными деревьями. Пейзаж становится менее веселым.
На мысе Котельниковском — прямо на берегу радоновые источники. Раздеваюсь и погружаюсь погреть кости в одну из вырытых в прибрежной гальке ванночек. Тело покалывает и голова немного кружится — приятно.
Пытаюсь идти под парусом. Ветер дует очень странно — струей, ширина которой, наверное, метров сто. Вне струи — штиль. При перемене галса вывалился из потока и остановился, а рядом, всего в десяти метрах — сильнейший сквозняк, но чтобы попасть в него надо сначала опустить весла и убрать парус, а потом все эти операции проделать в обратном порядке. Не хочу возиться: складываю парус и иду на веслах — так надежней. Через некоторое время добрался до мыса Толстый, где обнаружил спрятанное в чаще зимовье. Чуть было его не проскочил. Решаю остановиться на ночлег.
Силы на исходе. Не смог даже полностью вытащить лодку на берег. Существовать просто так еще пока можно и вполне сносно, но предпринять даже среднее усилие — не получается.
Зимовье похоже на сарай — маленькое, старенькое, неуютное, нары короткие, но мне все равно, хочется только спать и увидеть сон про жаркие экзотические страны, где как в раю.
Тропический сон посмотреть не удалось. Я закрыл глаза, разогнался, быстро проскочил все те места где показывают сны, и через мгновение попал в хорошо мне знакомое помещение, где ничего нет — только темень. Там я и просидел до утра.
Утром меня разбудил комар. Я старался как можно дольше не просыпаться совсем, но насекомое оказалось ужасно упрямое, и ему очень хотелось побольней меня укусить. Я его убил и расхотел спать.
Ночью по всей видимости приходил медведь. Вещи, оставленные на улице валяются не там, где лежали вчера. А может, это и не медведь был, впрочем, какая разница? Мне совершенно все равно. Даже если бы из лесу появилось что-нибудь из ряда вон, слон, например, или птеродактиль, я бы не среагировал должным образом. Наверное, просто молча стоял бы и с любопытством разглядывал чудовище.
Не могу шевелить пальцами, любая попытка ужасно болезненна. С трудом удается почистить зубы и развести костер. Опустил руки в Байкал, потом погрел на костре, и так несколько раз — полегчало.
Самый изнуряющий день. Прошел всего 5 километров до мыса Красный Яр и выдохся. Дунул попутный ветер. Ставлю парус и продолжаю идти на веслах. Ветер усилился и стал порывистый. Лодку временами и очень неожиданно начинает опасно кренить. Убрал парус, и, как оказалось, очень вовремя. За считанные минуты ветер усилился до штормового, наверное, до 25 м/с. Волны выросли моментально. Они с шипящими гребешками, которые то и дело сдуваются ветром, обдавали меня брызгами.
Читать дальше