Время в Черной Африке всегда конкретно, вещественно. «Время не бывает просто временем: это всегда время чего-то, — подчеркивает руандийский историк А. Кагаме. — В присутствии такого дополнения время неопределенно, то есть бесцветно, и даже немыслимо. Когда представителя нашей культуры упрекнут в том, что он теряет время, то он возразит: «Как? Я теряю время? Но ведь я только что закончил свою работу!» Так вот, для него существует лишь то время, которое было им осознано благодаря своей работе… А поэтому в уме первенствует не само время, но событие, которое, будучи индивидуализировано временем, в свою очередь, лишает время его неопределенности».
Труд для африканца — главное в понятии «время». У народа исоко в долине Нигера год меняется в момент разлива реки и определяется ритмом сельскохозяйственных работ — от расчистки новых земельных участков до разлива, от посадки до сбора ямса.
У конго на Новый год на горизонте вблизи созвездия Орион выглядывает пять звезд — «мокуре», и все соглашаются: пора вырубать лес под новые поля. А накануне еще появляется созвездие Плеяд. Ганские ашанти отличают Новый год по появлению в феврале группы звезд «кваквар».
Африканцы не мелочатся, секундами, минутами, часами пренебрегают, ибо, основываясь на наблюдениях предков, время делят на отрезки разной длительности с расплывчатыми границами. Приглашая друзей и знакомых в гости на семь вечера, я обычно ждал их к девяти, зная, что у них свое время. А в том же тесном Лихтенштейне я торопился, опасаясь опоздать даже на минуту.
У африканцев для самооценки существует история, прошлое. В Африке укоренилась идея циклической повторяемости во времени. В Бурунди известны мятежи, вызванные тем, что царствование какого-либо монарха затягивалось. Повстанцы добивались того, чтобы новое имя-символ появилось на троне, у власти, дабы время двинулось дальше по своему историческому кругу.
А вот у кенийца Джона Мбити свое мнение. «Согласно традиционным понятиям, время — это двухразмерное явление, с долгим прошлым, настоящим и практически без будущего, — указывает ученый. — Линейное представление о времени с неопределенным прошлым, настоящим и бесконечным будущим, присущее европейской мысли, чуждо африканскому мышлению. Для африканца «нынешнее» время — это то, что существует, и то, что уже миновало. Оно движется «назад» скорее, чем «вперед», и люди задумываются не над будущим, а над тем, что происходило».
Подсказываемое извне изменение традиционных мер времени на практике для африканцев — да и для других народов мира — означает коренную ломку психологии, сложившегося народного мышления.
— В конечном счете время есть реальность, которая не ускользнет от внимания предков, — сказал мне Франсуа Эвембе. — Для нас прошлое — неясно, это не время.
Для его соплеменников человек рождается во времени и живет в нем с правом использовать его без злоупотреблений. По этой причине они отказываются рассекать его на часы, получасы или четверти часа и использовать его так, чтобы вечно не торопиться куда-то с бешеным неистовством. В их глазах время не кончается: оно — символическое отражение вечности, косвенное напоминание о ней.
У некоторых людей, вполне очевидно, такое отношение выливается в определенную беспечность, равнодушие, измеряемые к тому же нуждами и простыми условиями их материальной жизни. Среда и жизнь четко диктуют человеку свой ритм, свое время.
Но есть, наверное, неосязаемое подобие времени, которое, отвлекаясь от всех наших представлений о нем, наполняется вокруг нас, как эфир, и регулирует нашу жизнь. У нашей жизни есть свой календарь. У каждого человека есть свое время жизни даже в количественном плане, измеренном привычными человеческими мерками. Он пребывает в своем времени, как аквариумная рыбка в ей предназначенном сосуде.
Деннис Дуэрден подарил мне свою книгу «Африканское искусство и литература: невидимое настоящее»: мол, в ней выстрадано все, и лучше мне уже, возможно, не сказать. «Африканские общества и африканское искусство не пытаются выйти за пределы линейного времени и не преклоняются перед вечностью какого-то мифа, — считает он. — Их время, как можно предположить, не линейно, потому что это время каждой группы по отношению к каждой группе. Каждая и всякая группа имеет свое собственное время и собственное пространство, а следовательно, универсальных времени и пространства нет, нет и никаких имеющих измерение координат, общих для каждого общества». «Каждая земля имела свое собственное небо; оно было таким, каким ему следует быть», — вторит ему Эзеулу, персонаж из романа нигерийского писателя Чинуа Ачебе «Стрела бога», глядя на новую луну. Более того, у каждого человека в Африке заложен с рождения родителями свой временной механизм. Всякий опытный знахарь-целитель настраивается на ход времени пациента. Он тщательно расспрашивает больного, стараясь вникнуть в его время и найти ключ к его недугу. Если человек вдруг запнулся, о чем-то задумался, целитель не спешит сбивать его с присущего ему ритма излишними, несвоевременными вопросами, ибо для пациента, погрузившегося в личные переживания и раздумья, течение личностного времени отличается от общепринятого. Каждому принадлежит свое время. Аритмия противоречит внутренней сущности любого черного африканца и всей Африки.
Читать дальше