Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет

Сфинкс подобен погруженному в транс посвященному, полностью лишившемуся дара речи на все время посвящения, и потому всегда молчит. За всю свою долгую жизнь он не сказал людям вслух ни единого слова. Сфинкс умеет хранить свои секреты. Но какие именно древние секреты он хранит?

То были секреты посвящения.

Сфинксу было поручено охранять самый величественный из всех древних храмов посвящений — Великую пирамиду.

Ведь церемониальная дорога к пирамиде всегда шла со стороны Нила, и каждый, кто шел от берега реки, желая попасть в пирамиду, должен был сначала пройти мимо Сфинкса.

И молчание Сфинкса призвано было еще раз напомнить всем о необходимости свято оберегать тайну посвящения.

Следовательно, фараон тоже был предупрежден о том, что его ждет встреча с самым возвышенным из всех мистических откровений, доступных человеку.

Три следующих фриза продолжали серию мистических картин, изображая последствия приобщения фараона к тайне мистерий. Но если в седой древности доступ к этим картинам был разрешен лишь немногим избранным, то сейчас ими может любоваться каждый путешественник и каждый турист.

На втором панно фараон уже стоит рядом со взрослым Гором, которого сразу можно узнать по его соколиной голове, и богом Тотом с головой ибиса. Оба бога держат сосуды над головой Рамсеса, но вместо потоков воды на царя изливаются египетские (с кольцами наверху) кресты.

Тот, как мы знаем, был одновременно богом мудрости и тайного учения. Здесь он изображен дарующим фараону через посвящение тайное знание о психических силах и духовную мудрость, которой в древние времена так славился Египет. Тот был также и повелителем Луны, поэтому все магические и тайные религиозные церемонии (и прежде всего, посвящение в мистерии) проводились ночью и только в то время, когда Луна обретала наибольшую силу — то есть в новолуние и полнолуние.

Взрослый Гор — бог с головой сокола — считался солнечным божеством. Его участие в этой сцене отражает тот факт, что посвящение, хотя и начинается ночью, завершается уже утром, с наступлением рассвета. Когда лучи восходящего Солнца касаются головы посвящаемого, иерофант обращается к нему со «словами повеления», и тот просыпается.

На третьем панно Рамсеса — уже посвященного

— ведут за собой, доброжелательно взяв за руки, двое других богов. Перед его лицом они держат египетский крест, символизирующий его причастность к миру богов благодаря только что приобретенному им знанию. В последней сцене фараон протягивает Амону-Ра статуэтку, изображающую сидящего бога с украшенной пером головой — бога Истины. Теперь фараон приобщился к мудрости и стал обладателем «истинного голоса». Всю свою оставшуюся жизнь он возложит, как жертвоприношение, на алтарь истины — то есть подчинит и мысли свои, и дела правящим людской жизнью духовным законам, только что открытым ему в посвящении.

Вот так эти резные изображения позволили мне заглянуть в тайную внутреннюю жизнь просветленного фараона и пополнить свои знания о знаменитых на весь мир, и в то же время — мало кому известных египетских мистериях.

Мое внимание привлек стоящий немного западнее небольшой, но очень живописный храм, где некоторые из числа посвященных обретали свою мудрость. Это было святилище мистерий Осириса, которое я склонен считать одним из самых важных сооружений Карнака, невзирая на его скромные размеры. У самых его ворот, на косяках дверного проема, я обнаружил рельефы, изображающие Птолемея — строителя этого храма — стоящего перед самим божественным Осирисом.

Переступив порог, я оказался посреди вытянутого портика, крышу которого — сплошь усеянную надписями и рисунками — поддерживали две симпатичные, украшенные изображениями тростника и цветов, колонны с капителями в виде знакомого лица богини Хатор. В восточной стене были проделаны два небольших оконца, забранные каменной решеткой, но в создаваемом ими тусклом освещении уже не было никакой нужды, поскольку от каменной крыши отвалились три огромных блока, и Солнце светило в полную силу сквозь образовавшуюся брешь.

Следом за портиком начиналась небольшая прихожая, со стенами, украшенными четко очерченными барельефами и вертикальными столбцами иероглифов. В обеих боковых и в дальней стене прихожей были проделаны выходы. Их обрамляли три прекрасно сохранившиеся дверные рамы — редкое зрелище в чудом уцелевших до наших дней полуразрушенных египетских храмах. Каждый из трех дверных проемов был увенчан архитравом с изображением не менее двух десятков величественных каменных кобр.