Майкл Пэйлин - От полюса до полюса

На Южном полюсе — с опозданием на 80 лет

Открываем дверь, такую же тяжелую как в морозильной камере, и входим в теплую и ярко освещенную столовую. Играет музыка. «If You Leave Me Now», Чикаго. Свежий апельсиновый сок и кофе. На теннисках надпись: «На лыжах на Южный полюс — 2 мили от базы, 12 дюймов пороши». Мужчина в шортах загружает на поднос сосиски под соусом чили, суп с индюшкой, жареный картофель и лимонный пирог с маком. Один из поваров даже узнает меня:

— Эй… вау! Да это же Майкл Пэлин! — он стряхивает со своего комбинезона след соприкосновения с лимонно-маковым пирогом и протягивает мне руку — Добро пожаловать на Южный полюс!

Южный полюс живет по новозеландскому времени. Вокруг меня все едят, но не потому, что сейчас два часа ночи и они не могут уснуть, но потому, что мы перепрыгнули вперед на шестнадцать часов, совершив рекордный прыжок во времени. Эти люди пришли сюда, чтобы поужинать.

С вожделением взираю на гамбургеры и картофель-фри, гадая, в какой мере потребление того или другого продукта противоречит правилам Национального научного фонда, но после кофе мы возвращаемся наружу. Скотт, Фрейзер, Найджел и Клем отправляются выкапывать палатку, которую оставили здесь в прошлом году, чтобы мы могли выспаться и поесть. Руди возвращается к самолету. Я уже собираюсь присоединиться к ним, но вдруг понимаю, что посреди всех этих правил, предписаний и директив, посреди кофе и рукопожатий с лимоном и маком полностью забыл о том, что привело нас в эти края.

Температура вместе с пронизывающим ветром едва ли не парализует — кругом — 50°C, и в 03:15, на высоте 10 000 футов над уровнем моря я приступаю к заключительному этапу нашего необычайного путешествия.

В нескольких сотнях ярдов от купола на снегу полукругом расположены флаги всех работающих в Антарктике наций, посреди которого на постаменте поблескивает глобус. Это и есть «Парадный Южный полюс», возле которого снимаются знатные гости.

Хрустя снегом, прохожу мимо него, задыхаясь, не чувствуя лица, и наконец оказываюсь возле небольшой медной трубы, торчащей из земли фута на три. Она и отмечает собой точное положение точки с координатой 90° южной широты. Отсюда все направления указывают на север. Здесь я могу обойти мир за восемь секунд. В этой точке я непринужденно возвращаюсь на 30-й меридиан восточной долготы, а потом на 30-й меридиан западной долготы, и на 72-й к востоку, и на 23-й к западу. Я стою сразу на долготе Токио, Каира, Нью-Йорка и Шеффилда. Я стою на Южном полюсе.

Вдалеке я вижу группу людей в анораках; расхаживая по снегу, они то и дело останавливаются, располагаются кружком, ударяют в снег лопатами. Этот странный ритуал они исполняют все более расходящимися кругами. Наконец Клем, Найджел, Фрейзер и Руди отказываются от продолжения поисков, и мы вместе стоим на самом дне мира. Или на его макушке. Все зависит от того, как смотреть.

Первый же газетный заголовок, который я увидел после своего возвращения домой в декабре, гласил: «СССР прекратит свое существование в канун Нового года». Еще несколько месяцев назад сама мысль об этом показалась бы смехотворной. Однако за время нашего путешествия между полюсами случилось много такого, что прошлое кажется принадлежащим к другой эре. Распался Советский Союз, но на месте его появились новые страны. Сегодня наше путешествие прошло бы через двадцать государств вместо семнадцати — маршрут наш пополнился бы Эстонией, Белоруссией и Украиной, на страх картографам. Ленинград превратился в прежний Санкт-Петербург. Гренландия заявила свои права на Санта-Клауса. «Гренландская полиция обвиняет Финляндию в похищении Санты» — такой заголовок также попался мне на глаза. Новгородское блюдо удивительным образом доехало до Лондона в целости и сохранности, но не выдержало десятимильного путешествия от столицы до Уотфорда.

Команда наша вполне доказала, что жизнь есть и после полюсов. Фрейзер вернулся в кратер Нгоронгоро через несколько месяцев после нашего возвращения. Приставшая по пути к Патти малярия ко времени написания этой книги более не высовывала носа. Мое ребро исцелилось по прошествии предсказанных шести недель, и я не испытал никаких других побочных эффектов, если не считать повторяющегося кошмара, в котором на мое тело наносится инвентарный номер Танзанийских железных дорог.