Константин Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики

Корабли идут на восток

Мне хорошо запомнился погожий вечер 25 июля 1937 года, вечер прощания с Архангельском. Неторопливое солнце севера, казалось, остановилось над древним городом поморов и щедро дарило его светом и теплом. Косые лучи скользили по темным водам Двины, по мачтам и трубам океанских кораблей, по огромным штабелям только что распиленных досок. Густой запах соснового бора витал над городом, словно говоря каждому приезжему: вот каков я, город лесных богатств, лесопильных заводов и лесного экспорта; меня можно узнать по запаху смолы и свежих, опилок, как узнают Астрахань по запаху рыбы, а Баку - по запаху нефти. Высокое светлое небо подернулось розовыми прозрачными облаками, и это придавало вечернему пейзажу особенную легкость и нежность.

В такой вечер хорошо посидеть где-нибудь на отлогом берегу Двины, полюбоваться белокрылыми чайками, вспомнить былые морские походы, помечтать о будущем, поговорить с подругой, - особенно если ты молод, если ты женился всего три месяца назад и если ты глубоко счастлив. Но что делать, если у тебя для этого не остается ни минуты времени, если твой пароход уже отошел от пристани, а тебе еще нужно обегать все портовые учреждения, чтобы оформить судовые документы для выхода в море и вернуться на пароход уже на катере?

Наш «Садко», уходивший в третью высокоширотную экспедицию к островам Де Лонга, уже маневрировал вдалеке от берега, разворачиваясь на разные курсы. Там заканчивались последние приготовления к походу - выверяли магнитный компас. Стройный корабль с широкой трубой, низкими бортами и красивыми ледокольными обводами казался издалека изящной игрушкой, брошенной на темно-коричневое сукно Двины.

Я, как и все садковцы, очень устал за последние дни. Экспедиция собиралась в крайней спешке. На мне, помимо обязанностей штурмана и ревизора, лежала ответственность за все электронавигационное хозяйство. Нужно было тщательно выверить и подготовить к безотказному действию сложные приборы, - ведь мы уходили в малоисследованные широты, где трудно надеяться только на показания простого, магнитного компаса.

Три дня без умолку жужжал в гирорубке мотор и слышался характерный частый перезвон, - это вращался взад и вперед азимутальный круг гирокомпаса. По нескольку раз приходилось спускаться в кочегарку, чтобы проверить в расположенной там особой шахте электролаг. Наконец, надо было окончательно отрегулировать находившийся в штурманской рубке новейший прибор для измерения глубин - магнито-стрикционный эхолот (он не только измеряет глубину, но и одновременно автоматически записывает ее на специальной ленте).

На борту «Садко» все эти дни творилось нечто напоминавшее столпотворение. Неугомонный и беспокойный, старший помощник капитана Румке совсем сбился с ног, принимая сотни тонн самых различных грузов.

Лебедки ревели днем и ночью. Поминутно слышалось «Майна!», «Вира!». Непрерывно поднимали ящики, тюки, бочки с лаконическими надписями: «„Садко“ - высокоширотная экспедиция», «„Садко“ - Генриетта». Чего только здесь не было! Имущество высокоширотной экспедиции было огромно. Вслед за тюками меховой одежды на борт тащили тяжелые ящики с различными приборами; керосиновые лампы чередовались с рыбными консервами, шоколад грузили вслед за мылом. Звероловные капканы, ящики спичек, папиросы, сетки для добывания планктона, бочки с квашеной капустой - все это находило свое место в обширных трюмах корабля.

На далеком скалистом острове Генриетты, на котором за все время лишь один раз побывал человек, мы должны были оставить зимовщиков. Они везли с собой три разобранных дома, радиостанцию, большие запасы продовольствия, снаряжения и даже... стиральную машину.

Погрузка производилась под аккомпанемент собачьего лая - зимовщики острова Генриетты взяли с собой около тридцати ездовых собак.

На палубе было так тесно, что с трудом удавалось лавировать среди ящиков, бочек и тюков, ожидавших своей очереди для погрузки.

Особенно; душно и жарко было в машинном отделении. Пахло горелым маслом и паром. По узким машинным трапам то и дело пробирался могучий Матвей Матвеевич Матвеев - «Матвей в кубе». Как прозвали весившего 125 килограммов старшего механика бойкие на язык садковцы. Бывалый моряк, орденоносец, участник легендарного похода «Сибирякова», «Матвей в кубе», как всегда, педантично проверял готовность машин к походу.

В машине спокойно ждали сигнала: «Полный вперед».