Владимир Арсеньев - Жизнь и приключение в тайге

Так можно пройти одну — две версты, но затем начинаешь сильно уставать и чем больше устаешь, тем неправильнее становится нога и все чаще и чаще срываешься. Люди оступаются, падают, ушибаются. Острые края камней сильно режут подошву ноги. Ближе к воде есть окатанные гладкие камни, но по ним итти еще хуже, так как они всегда покрыты мелкими зелеными водорослями и потому чрезвычайно скользкие. Обыкновенно после такой дороги все руки и все ноги покрыты ссадинами и синяками. Через час мы дошли до первого мыса. Любопытство, что за ним мы увидим, надежда, что камней уже больше не будет и что река Нимми близко, придавали нам силы — мы торопились. Еще шагов с полсотни — и мы на мысу. Не без труда мы взобрались на скалу и стали смотреть. Впереди был тот же берег, те же камни, дальше опять кулиса, за ней другая, третья, четвертая и т. д.

Между тем солнце скрылось за горизонтом — начало смеркаться.

Пора была остановиться на бивак, но где? Для бивака нужны были прежде всего дрова, а затем пресная вода, но здесь среди этих скал не было ни того, ни другого. Если бы еще было лето, то можно было бы как-нибудь с грехом пополам скоротать ночь, но теперь в октябре, когда по ночам уже стала замерзать вода, без теплой одежды, в одних легких рубашках — это было немыслимо. Мы поняли свою ошибку: надо было ночевать на реке Луговой. Теперь же оставалось только одно-это итти вперед, итти до тех пор, пока где-нибудь мы не встретим буреломный лес, выброшенный волнением на берег. Обыкновенно в бухтах, на песчаных наносах и около устьев рек его всегда бывает очень много; здесь же как на грех, не было ни одной щепки, ни одной палки — одни камни, голые камни…

Мы начали уставать, пробовали садиться и отдыхать, но тотчас же холод и сырость давали себя чувствовать. Это принуждало нас итти дальше. Прыгая с одной глыбы на другую, мы согревались, а согреваясь, зябли еще более, если останавливались хоть на минуту.

Через час мы добрались до второй «кулисы». За ней были опять скалы, все тот же едва заметный изгиб берега и все та же пустынная полоса прибоя, заваленная камнями.

Недалеко от берега, несколько в стороне, на большом плоском камне сидело множество бакланов. Птицы собрались на ночлег, но, услышав шум, они все повернули головы в нашу сторону и приготовились слетать при малейшем намеке на опасность. Теперь они плохо видели и потому еще более насторожились. Наконец, один баклан не выдержал, тяжело взмахнул крыльями и взлетел на воздух и тотчас же вслед за ним, как по команде, сразу снялись все птицы и полетели стороной вдоль берега к тому мысу, который остался у нас позади.

Чем больше сгущались сумерки, тем итти становилось все труднее и труднее. Глаза стали плохо уже различать, где грани камней, где щели. Люди все чаще и чаще оступались и падали…

Камни быстрее лучеиспускали свою теплоту — становилось все холоднее и холоднее. Стоячая вода стала покрываться тонким слоем льда; мокрые водоросли замерзли и хрустели под ногами. На небе кое-где зажглись крупные звезды. Море было тихое-тихое — волнение улеглось совсем так, что даже у берега совершенно не было слышно всплесков прибоя. В природе воцарилась какая-то особенная мертвящая тишина. Такая тишина как-то особенно гнетуще действует на душу.

С неимоверным трудом мы дотащились до третьего мыса. Здесь отвесная стена преградила нам дорогу. Мы попали в тупик, скалы прямо обрывались в море. С каким бы удовольствием мы остались здесь на ночь. Казаки начали шарить в камнях руками в надежде найти дрова ощупью, но дров не было.

Что делать? Собрали маленький совет. Было только два выхода: или надо было возвращаться назад к реке Луговой, или же надо было обойти мыс вброд по воде и итти вперед до тех пор, пока мы не найдем дров или пока не дойдем до своих лодок, то есть до бивака.

У всех у нас у троих ноги сильно болели, руки были исцарапаны, колени разбиты. А что, если дальше мы опять не найдем дров, если до бивака еще далеко, что если нам всю ночь придется лазить по этим ужасным камням?! Да мы и не выдержим! Усталость возьмет свое, тогда не только можно будет простудиться, а прямо-таки замерзнуть. Обидно итти назад, когда с таким трудом пройдено так много. А может быть, наш бивак находится тут сейчас же за этим мысом. Неизвестность того, что находится впереди, надежда на счастье и риск решили вопрос в пользу последнего предположения, и мы пошли опять.

Скалу можно было обойти только вброд. Мы начали раздеваться.