Время шло незаметно, часы летели за часами, а старики все рассказывали и вспоминали прошлое. По лицам их видно было, что в эти минуты они совсем ушли в свои воспоминания и как бы снова переживали свою молодость и детство. Голос их стал звучнее и вид моложавее, бодрее. Но вот кто-то зевнул, кто-то начал шевелиться в углу та нарах, стлать свою постель и укладываться на ночь. Старики очнулись, гипноз исчез — воспоминания о прежней счастливой жизни отдалились, ушли в вечность, и на этот раз, может быть, навсегда.
Они опять увидели себя стариками; опять для них Императорская Гавань стала такой, какой они видят ее в настоящее время: русские рабочие, рубка лесов, брошенные орочские жилища и т. д. Медленно поднялись они с нар, грустно вздохнули и потихоньку начали расходиться по своим балаганам.
XVII
Еще с вечера все небо стало заволакиваться тучами, и начал моросить дождь. На другой день утром было то же самое. Чтобы не терять времени, мы решили ехать к морю, где около маяка Св. Николая на определенном астрономическом пункте генерала Жданко я решил закончить свой первый астрономический рейс и вычислить последнюю поправку хронометра.
Ветер дул с моря нам навстречу, и поэтому, чтобы поспеть к вечеру до устья, орочи шли на шестах, придерживаясь отмелей и берегов, где было не так глубоко. Ширина реки и простор ветрам позволяют орочам ходить по Тумнину и под парусами. Обыкновенно парусом у них в этих случаях служит полотнище полотна, всегда носимое с собой, куда бы они ни ехали: на охоту, рыбную ловлю или просто навестить своего родственника соседа.
От устья реки Тумнина до моря верст около сорока. В течении своем Тумнин крутых изгибов не делает и только дважды понемногу принимает направление от одного края долины к другому. Местами горы далеко отходят в сторону, отчего долина реки кажется очень широкой. Почвы [142], образующие низменные берега, слагаются большей частью из песка и ила вперемежку с прослойками мелкой гальки и крупного гравия. Все эти низины заливаются водой во время наводнений. Особенно интересны в этом отношении берега реки в самой нижней части ее течения и около моря. Тут (особенно вся левая сторона) берега состоят исключительно из почвы торфяниковой, сильно размытой во время последних наводнений. Пласт торфа возвышается над поверхностью воды метра на два. Прослойки черной илистой земли чередуются с мощными буро-желтыми слоями торфа недавнего образования. Во многих местах из красноватой темной массы его торчат ветки и стволы лесных гигантов, почерневших от времени и, бог знает откуда, снесенных водой. Вся поверхность низины изборождена рытвинами, ямами и завалена буреломом. Растущие на берегах лиственицы, тощие, полузасохшие, низкорослые, корявые, дровяного характера, имеют какой-то особенно тоскливый, болезненный вид. Большая часть торфяников — пустыри. Болотистая, малопитательная почва эта и не могла бы произрастить ничего другого, кроме кислых осок да низкорослых кустов голубицы. Зато сфагновый мох и Vaccinum vitis idaea [143], находясь здесь в особо благоприятных условиях, образуют влажный, пышный, густой ковер красивого, блестящего темнозеленого цвета. Низовья реки Тумнина представляют очень глубокую и широкую заводь, похожую скорее «а длинное озеро, нежели на реку. Ширина этой заводи близ устья около трех верст. Здесь вода кажется неподвижной и от большой глубины в массе имеет черный цвет.
Не доходя версты три до упомянутой заводи, река разбивается на рукава и протоки. В устьях проток образовались большие отмели и острова из чистого песка, голые и незаросшие еще никакой растительностью. Это и надо считать прежним устьем Тумнина. Дальше следует уже бухта, составляющая теперь только часть того обширного подковообразного залива, который далеко когда-то вдавался в сушу и границами которого были: с юга та длинная гряда базальтового массива, которая в настоящее время образует правый берег реки, с севера — такие же возвышенности, оканчивающиеся обрывами около селения Дата, близ устья реки Улики. Эта последняя тоже когда-то сама непосредственно вливалась в море, а теперь впадает в Тумнин, около современного его устья. Все эти обрывы, выступы и мысы, омываемые ранее волнами моря, видны еще и теперь очень ясно. Окатанные валуны, сглаженные поверхности больших камней и вообще следы берегового прибоя свидетельствуют об этом особенно красноречиво. С течением времени огромный залив наполнился песком и илом, приносимыми сюда в изобилии рекой Тумнином. Море узкой полосой отделило в свою очередь залив от берегового прибоя и образовало лагуну (лагунный берег по Рихтгофену) [144]. Этот лиман сперва превратился в мелкое пресноводное озеро, а затем и в болото. Болото стало зарастать мхами и впоследствии, будучи дренажировано протоками, медленно осыхало, образовав ту именно торфяниковую почву, о которой говорилось выше.
Читать дальше