Михаил Каминский - В небе Чукотки. Записки полярного летчика

— Отряд здесь существует для того, чтобы корабли в Чукотском море больше не зимовали и — боже упаси! — не тонули, как это случилось с «Челюскиным» — Отсюда вывод: если корабль зажали льды, сам погибай, а моряков выручай…

— Когда в море делать нечего, помогай округу. Авиация перед округом в большом долгу. В условиях бездорожья люди на Чукотке живут, как на островах. В случае несчастья только самолет может быстро прийти на помощь. Установление авторитета авиации остается на твою долю…

— И наконец, еще одно и немаловажное: необходимо помочь геологам раскрыть богатства недр Чукотки. Ты и Богданов хорошо это начали, продолжай и дальше. Без авиации Анадырский хребет геологам не взять, а в нем, чует мое сердце, есть все. Я не бабка–угадка, но, помяни мое слово, придет время, когда Московское радио станет передавать сводку погоды Чукотки.

— Ну а все остальное попутно, между этими главными задачами. А этого остального тоже будет сверх головы.

И еще сказал мне Конкин такое, что я воспринял на завет старого коммуниста ленинской гвардии:

— Учти, всякое дело начинается с человека. Командир не имеет права руководствоваться личными симпатиями или антипатиями. Неспособные работать изо всех сил стремятся ладить со своими начальниками — услуживают, льстят, никогда слова поперек не скажут. Приятно, но на этот крючок нельзя попадаться. Больше всего опасайся людей без собственного мнения. Такие и дело завалят и тебя самого утопят при первой возможности. Замечаю в последние годы спрос на личную преданность. Личная преданность — первый признак карьеризма. А карьеристы — большое зло для нашей партии.

И последнее: когда будет трудно решать тот или иной вопрос, советуйся с людьми и руководствуйся здравым смыслом. Принцип здесь простой: что полезно людям, то полезно и обществу, в широком смысле, конечно. Где начинается вред или неудобство отдельным людям, там дело обязательно обернется ущербом для всех. Я почему тебе сказал: берись за базу? Потому что «текучесть рабочей силы», как выражаются газетчики, для Арктики имеет особо разрушительное значение. Люди увозят отсюда опыт, который больше нигде не нужен, а здесь он на вес золота. Значит, надо устраивать людей по–человечески. Приезжая сюда, они лишаются многого. Это надо ценить. Сильных поощрять, слабых поддерживать, чтобы человеческое тепло оказалось сильнее арктического холода.

ОСТАЛИСЬ ОДНИ

Собрав в конце августа с точек, разбросанных по Амгуэме, своих друзей–геологов в бухту Оловянную, я распрощался с ними совсем и отправился на свою базу, чтобы окунуться в непривычные для меня хозяйственные заботы командира отряда. Конкин сказал озабоченно;

— Пока я здесь, слетай–ка ты, парень, в Анадырь, подбери там девчат, а я встречу новую смену и приму снабжение. Если же вдруг не приведется нам проститься — не поминай лихом, а главное, не подведи старика — не сробей, когда дело потребует!

Мы расцеловались и, не скрою, прослезились оба. Очень многим я обязан этому старшему товарищу.

8 сентября 1936 года на летающей лодке МБР–2 я опустился в Анадырской бухте. К моему прилету Пухов и весь состав его отряда отбыл на материк. Остался только механик Берендеев для передачи новой смене своего Р–5, Н–67 и технического имущества.

— Николай Михайлович! Может, останешься с нами еще на год? Мы с Митей будем рады!

— Если зла на сердце не держите — останусь, Михаил Николаевич.

— Что ты говоришь, Николай Михайлович, какое зло?

— Ну все–таки, когда вы с Пуховым не ладили, я в стороне держался. Вам могло показаться, что я с ним заодно!

— Выбрось из головы, Николай Михайлович! И прошу как об одолжении, называй на «ты». Не могу с тобой официально!

Так я приобрел еще одного надежного соратника, чему был очень рад. Теперь нас пятеро — сила!

Большинство сезонниц рыбных промыслов после окончания путины уехали. Мне стоило труда из оставшихся подыскать желающих зимовать. Две подруги, обе Ольги, страшась, согласились. Я обещал, что приоденутся, заработают на приданое, что никто их не обидит, а если окажутся скромны и добросовестны, то заслужат и уважение. Одна из девушек, лет двадцати, крупная, сильная, взялась за поварские обязанности. Она и уговорила свою восемнадцатилетнюю, застенчивую подругу поехать прачкой–уборщицей. Видно, нелегкая жизнь в столь молодые годы вытолкнула этих сибирячек из–под Канска на сезонную работу за тридевять земель. Я дал себе слово сделать все, чтобы они не раскаялись, доверившись мне.