Анатолий Эльснер - Грозный идол, или Строители ада на Земле [Собрание сочинений. Т. III]

— Груня, Груня!.. Хоть бы завалилась земля — не жалко ее.

Связанная девушка слабо вскрикнула в ответ на его слова, не отводя от его лица страдальческих глаз.

В толпе прошло волнение, и кто-то назвал Алексея по имени. Он закричал:

— Человеки, видите, мы связаны, как можно!.. Разве человек не человек в Зеленом Раю? А что же мы? Разве совесть ускакала к черту в гости из Зеленого Рая?.. Эй, развяжите нас, а то я плюну на небо: не верю, что там Бог… Солнце застыдилось и красное бежит в море… а вы, как истуканы…

В голосе его было столько отчаяния, что, несмотря на страх перед начальниками, среди толпы раздались голоса: «Человеки, правду он сказал — истуканы мы… стыдно!.. Эй, пойдем на начальников…»

Толпа задвигалась, но в этот момент Василий, сделав несколько шагов, грозно и необыкновенно громко закричал:

— Всех будем драть!..

Сразу воцарилась мертвая тишина, а Василий, взглянув на «крамольника», шагнул к нему и воскликнул:

— Ты что так раскричался! Ты самый большой дурак и такой злодей, что положительно не хочешь знать, кто перед тобой, а? Погляди-ка, дрянь этакая, кто это, а?

Взявши руки в бока и подняв высоко голову, он стал горделиво поворачиваться во все стороны, посматривая на толпу.

— Слушай, ты, самая большая дрянь, мы тебя сейчас будем сечь…

Он повернулся к толпе.

— Эй, вы, слушать начальника, какие его слова. Вот какие слова властей в Зеленом Раю: этот малый — самый опасный злодей, что видно уже из того, какая его невеста. Да какая она? — спрашивает начальник. Порченая девка от духоборов, которую нельзя даже обнюхивать псам… и те сбесятся: так она смердит, девка эта… Так можем ли мы, начальники, дать такое разрешение племянничку нашему — облизывать смердящую девку? Никак. Почему, собственно: никак, а вот почему, — умно отвечает начальник: она пророчит худое, паршивка, и этот большой дурак стал дерзок на язык, непослушлив, бунтоват, буен, к убиению склонен, к аду направлен и… не признает ангелов-начальников — попечителей Зеленого Рая, которых дал для счастья человеков могучий… Лай-Лай-Обдулай…

Среди молчавшей до этого времени толпы прошел шепот:

— Лай-Лай-Обдулай!

Красуясь перед толпой и снова подбоченясь, Василий стал важно делать повороты влево и вправо.

— Какие, собственно, есть от Бога данные ангелы-попечители в Зеленом Раю? Да это вот кто, — отвечаю я, — мы, три начальника. Можем ли мы наставлять на плохое? — спрашиваю. Никак, ибо власть от Бога, и болтать так зря не можете: вас жестоко постегает кнутиками тот, кто высокий, сила-силушка, да кто же он? Говорите, глупые…

Василий поднял руку, указывая на «высокого», и среди укрощенной толпы пробежал шум голосов:

— Лай-Лай-Обдулай, Лай-Лай-Обдулай!..

Чудотворец молчал, выпучив свои дурацкие глаза и брюхо, а женщины, стоящие в толпе, простирая к кукле руки, шептали: «То-то сила-силушка, то-то высокий». Василий, полюбовавшись картиной общего преклонения перед «высокими» и «могучими», снова возвысил голос, и все затихло.

— Теперь слушайте обратное слово начальника: можем ли мы, начальники, наставлять на спасение? — спрашиваю. — Ей-ей, можем. Спасение от нас и исходит. И вот как, собственно, мы наставлять можем на спасение…

Неожиданно он повернулся к «преступнику» и крикнул:

— Скинь-ка штаны!..

Алексей стоял, не двигаясь, с выражением удивления и ужаса глядя на Василия и толпу, опошлевшую и поглупевшую после своего порабощения. Хотя он ясно слышал слова «сечь будем», но они казались такими необыкновенными для человека, привыкшего к свободе, что положительно не входили в его ум. Он стоял неподвижно, как белый столб, далекий от исполнения приказания «снимать штаны», хотя теперь он был освобожден от веревок.

— Оглох, что ли, самый большой дурак, — гневно крикнул начальник. — Вразумительно приказываю тебе так: сей минутой скидывай штаны.

«Преступник» продолжал находиться в состоянии прежнего оцепенения, и только пальцы его рук, как бы выражая крайнее изумление, расставились в разные стороны.

Толпа тоже стояла как бы в оцепенении, и хотя большинство уже привыкло к мысли, что прежняя свобода отлетела от Зеленого Рая, но в них продолжал еще громко звучать голос человеческого достоинства. Парамон именно это чувство и хотел убить в обитателях Рая, а самым действительным средством для этого он считал зрелище «сечения» перед глазами всех обывателей. Но это было самым трудным, рискованным делом и гораздо более опасным, нежели раны, наносимые ножами, и даже убийство. Зеленый Рай мог взбунтоваться и перебить своих поработителей.