— Вот, дети милые, ваш долг перед начальником: наклоняйте голову перед ним как можете ниже, чтобы не видеть даже, какой он. Может быть, он и согрешит в чем и без вины посечет кого — смиренно сносите сие, ибо смиренных любят ангелы, и вы всегда верить можете, что есть высокий, который пожурит начальника, когда надо, и наградит вас — Лай-Лай-Обдулай. Сто глаз у него и сто ушей, и посему шепчитесь как можете тихо — услышит, спрячьтесь под землю — увидит, бежите быстро, как олень или заяц в степи — поймает, а черные духи его посекут. Никак не можете укрыться ни от него, ни от нас, начальников, а потому вот вам завет мой: будьте кротки, как овечки перед властью, памятуя, что в покорной овце мудрость змия. Преклоняющийся перед начальником сохранит свою душу, а гордый погубит. Работайте много в поте лица, но о себе не помышляйте и о детях ваших не заботьтесь: начальник веры знает, что надо вам, и что надо — даст. Не говорите в сердце своем: работаем от зари до зари, а все ничего не имеем, потому что отдаем все начальникам. Не забывайте, ропчущий на властей обижает великого Лай-Лай-Обдулая, и бойтесь, как бы он не погнал вас скорпионными бичами в ад. Итак, человеки милые, будьте кротки и тихи перед лицом начальника, чтобы умягчить сердце его; молчаливыми будьте, чтобы пустыми речами не прогневить его, многотерпеливыми будьте, чтобы иметь радость сказать: мы терпели здесь много для жизни на небеси. Лицо имейте всегда светлое и веселое перед начальником, чтобы порадовать его, и когда он будет гнать вас от себя, скажите: ты нас гонишь, а мы кланяемся тебе, и поклонитесь: это повеселит начальника, человеки милые! Мне вас жаль, а потому и хочу, чтобы в сердце вашем было все это, и тогда поистине не только будете жить в Раю Зеленом, но и в вас самих рай будет. Буду радоваться я за вас великой радостью и плясать перед Лай-Лай-Обдулаем… Любит чудотворец, чтобы в веселой пляске кружились вокруг него, а потому и вы пляшите. Веселостью и лаской смягчите всякое сердце и чудотворца, и начальника, а кто мрачно говорит и кисло смотрит, тот и начальникам, и Богу как кислое яблоко — ненавистен. Имейте же веселость в себе и пляшите, а сумрачный пусть пьет виноградное вино: веселым станет и будет плясать. Вот как учит вас начальник веры — веселыми быть и плясать, и забавляться, и вино пить и разное такое… Подумайте сами, ведь и ангелы имеют лики светлые и радостные, когда кружатся перед престолом Божьим, и был один только сумрачный и ропчущий, и Бог повелел ангелам сбросить его с небеси, и летел он как молния с неба, имя ему — Сатана…
Парамон поднял руку кверху и закричал таким голосом, что казалось, из уст его стали вырываться какие-то громовые раскаты.
— Ей-ей, говорю вам, всякий сумрачный и ропчущий — сын Сатаны, и сколько здесь есть сумрачных, столько и сынов начальника ада. Ей-ей, говорю вам, всех, имеющих лица, как ночь, сумрачные, отделю я от стада и повелю моим служителям, черным духам, погнать их в ад, ибо по лицу их узнаю, что и душа их такая же черная, как лица. Вот, человеки, я вам предрек все, я, начальник веры Зеленого Рая, пророк Лай-Лай-Обдулая — Я!..
С последним озаренным словом он снова поднял высоко руку. И его ужасное, бледное лицо казалось озаренным какими-то лучами. И он казался таким необычайным, таинственным, страшным, непонятным, что запуганная толпа стала смотреть на него расширившимися глазами с жадным вниманием и ужасом, готовая верить, что он настоящий пророк. До этого последнего момента толпа волновалась и, несмотря на угрожающий вид ножей, блестевших в руках Черного Десятка, из уст людей исходили различные мнения о Парамоне: «Как!.. Что он болтает: покорными быть под кнутами… сердце горит от его слов…» — «Ш-ш-ш… — шептал его сосед, — убьют тебя черти, вон те, с ножами, и совсем уже не откроешь рта». — «С пустыми руками мы — вот плохо, а они ножички отточили…» В другом месте говорили: «Глядите, глядите, он плачет, добряк какой!» — «Правда, правда, сердце у него жалостливое». Подслушав это, кто-то отвечал: «Ах, глупые человеки, да ведь он обдувает нас, обдувает… С виду ласковый, а в душе волк». Посреди самых храбрых слышалось и высмеивание «пророка»: «Ишь ты, плясать учит перед чурбаном, воно вера какая!» — «Пусть попляшет сам наперед — полюбуемся козлом Василисиным».
Как бы ни было, но слова «пророка» постепенно начинали как бы гипнотизировать наивных и доверчивых обитателей Рая. Речь Парамона минутами лилась плавно и печально, точно убаюкивая слушателей, и тогда им казалось, что от избытка чувствительности он сам вот-вот разрыдается; то в голосе его слышалась какая-то власть, как бы тонкое издевательство, что-то язвительное, точно из уст его исходила тоненькая, обвивающая их змея, и тогда им делалось страшно, но вслед за этим в голосе его опять звучало простодушие, и лицо как бы говорило: какой добрый. Когда же слова начали как гром срываться из его уст, им показалось, что перед ними необыкновенное существо — бог или демон — неизвестно, но оно обладает страшной загадочной властью. Три мертвеца, лежащих у ног «пророка», как бы придавали ему какое-то таинственное могущество, точно связывая его с царством смерти и таинственным богом — Лай-Лай-Обдулаем.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу