Юлия Зонис - Боевой шлюп «Арго»

— Он ведь был еще пацаном, когда к нам явился Гомер. Представляешь, что это такое — тебе не стукнуло и тринадцати, а ты узнаешь, что из-за тебя рухнул мир. Дедуня к тому времени уже малость поехал крышей, но отец знал, что тот остался из-за него. Из-за него и из-за бабушки. Наверное, старик был когда-то хорошим хозяином. Сад растил…

Сейчас оливы в саду были узловаты, как пальцы деда. Узловаты, стары, кора на них растрескалась. А ведь, говорят, живут эти деревья по тысяче лет. И их съело взбунтовавшееся время…

— А потом Гомер рассказал о пророчестве Кассандры. Что тому, кто найдет руно, суждено спасти мир. И отец поверил.

— Но ведь Кассандра была безумна?

— А кто сейчас не безумен? Может, она единственная оказалась нормальной в свихнувшемся мире. Гомер ее разыскивал. Мне он ничего не говорил, но я догадался. Думаю, он и руно пытался найти — так и ослеп. Он уже ничего не видел, когда пришел к нам. Но руки у него крепкие, впору борцу или воину, а не кифареду.

Я невольно потер ухо, до сих пор помнившее жесткие, с мозолями на подушечках, пальцы певца.

Навси сморщила прелестный носик и недоверчиво покачала головой:

— Сказки. Ну как все это, — она обвела рукой просевшие крыши поселка, мух, тощий кустарник и далекие горы, над которыми курился подозрительный зеленый дым, — как все могло случиться из-за того, что один человек отказался поехать в Трою?

Я снова пожал плечами.

— Гомер мне объяснял. Я как-то не очень въехал, если честно, меня всегда больше интересовали приключения. Ну, в общем, что-то типа того, что есть закон равновесия. Если бы дед поехал и придумал этого гребаного коня, греки ворвались бы в Трою и победили. А так они чуть ли не пятнадцать лет мудохались, ни туда, ни сюда. Наконец богам это надоело, они тоже полезли воевать, перестали следить за Тартаром — ну оттуда и выбрался Кронос с титанами, и все пошло наперекосяк.

Навси сомнительно улыбнулась, показав белые зубки:

— Ты веришь в богов?

А вот тут я не колебался с ответом.

— Да. В богов-то я точно верю.

Паллада приходила обычно ночью. Трясла мышиного цвета волосами и лезла мне под куртку. От нее тянуло давним перегаром, немытым телом и еще чем-то — быть может, амброзией или божественным ихором. Как-то она притащила бутылку, но я пить отказался. Нужно мне это бессмертие! Вот она бессмертна, и много ей с того радости?

Иногда по пьяни она путалась и называла меня дедушкиным именем. Я вообще-то всегда подозревал, что его легендарная верность бабушке — еще один плод фантазии слепого. Но даже когда богиня звала меня Телемахом, я не знал, ко мне ли она обращается, или к сгинувшему отцу. Боги больше всего пострадали от шуток со временем, и их память, и до того некрепкая, окончательно разладилась.

— Телик, теленочек мой, — бормотала она и лезла в лицо слюнявыми губами.

Это было тем более неудобно, что никто, кроме меня, богини не видел — а ей иногда приходила в голову блажь пристать ко мне во время дружеской пьянки или когда я стоял на вахте. Друзья потешались, но, поскольку Паллада исправно снабжала нас припасами, бурдюками и невнятными инструкциями, к богине относились с уважением. Мишенью их шуток становился я. Честное слово, я возненавидел бы глупую тетку, если бы мне ее не было так жаль.

— …Понимаешь, он ведь думал, что делает как лучше. Его никогда особо не интересовала политика. Тем более плевать ему было на интересы Микен и Спарты. Он просто хотел жить дома, с женой, сына растить…

Я вспомнил скрюченного старика в инвалидном кресле и замолчал. Молчала и Навсикая. Жужжали мухи. За сараем радостно хрюкал ублажающий девиц Жбан.

Иногда я думаю, а что было бы, избери богини арбитром на своем дурацком суде не Париса, а моего дедулю? Мне кажется, что он просто съел бы проклятое яблоко и пожелал этим гусыням доброго утречка. Возможно, бессмертные и прибили бы его, но тогда бы войны точно не было. Или не все так просто?

Вечером нагрянули женихи. В высоких бараньих шапках, пахнущие смазкой, кислым потом и салом, они вкатили в поселок на мини-тракторах. Навсикая, до этого скромно молчавшая о своем суженом, представила меня Грегору. Усатый, на полголовы выше меня, с глупым и незлым лицом, он протягивал невесте завернутый в газету шмат сала.

— Вот, обменял вчера на спиртягу. Прикинь, я из цеха уволок бутыль какой-то дряни, вроде для протирки стекол, но ничего, Нияз взял. Сказал, на базаре в воскресенье толкнет. А что? Если кто и потравится, я ни при чем, мало ли — может, Нияз им оси своего Камаза протирать собирался?