Эрнст Фишер - Растут ли волосы у покойника? Мифы современной науки

Естественнонаучные знания воспринимаются в кругах, считающих себя образованными, как непонятные, и этот предрассудок жив по сей день. Тот, кто вообще считает философию легкой – например, легче физики, по-видимому, имеет в виду не серьезную философию, а ее версию для детей, изложенную, например, Юстейном Гордером в романе «Мир Софии», или в книге Вильгельма Вайшеделя «Черный ход философии». Серьезная философия – это нечто совсем иное. Она значительно сложнее любой дисциплины естествознания, как будет показано далее на нескольких примерах при «прошивании Библии», то есть когда из случайно выхваченных и открытых на случайной странице философских произведений выписывают первое попавшееся на глаза предложение:

Как в дуалистической конституционной теории Канта скрытый схематизм в глубинах трансцендентального субъекта должен создавать отношение материи и априорной формы, так и в монистическом идеализме Фихте шаг от априори к апостериори становится тайной.

«Ах», – сказал бы немецкий писатель Лорио, и поэтому мы обращаемся к высказыванию другого философа из другой книги из другого столетия:

Скептическое самосознание переменчивости узнает на опыте свою собственную свободу как свободу, им самим себе сообщенную и им же сохраненную; оно есть для себя, эта атараксия мышления о самом себе, неизменная и подлинная достоверность себя самого.

«Тоже очень хорошо», – сказал бы Роберт Гернхардт, а мы снова идем дальше:

Нейтрализм наук Макса Вебера по отношению к оценкам, практически завершенным практикой, убедительно проявляется по отношению к мнимым рационализациям практических вопросов, короткозамкнутому соединению технического содержания и поддающейся влиянию публике, искаженному резонансу, находящему научную информацию на гигантской почве деформированной общественности.

«Это нечто», – кажется, слышно, как бормочут люди, кивая головами, которые только что, ничего не понимая, прислушивались к объяснениям энтропии и затем снова забывали услышанное. Им дается еще и следующее напутствие:

Тоталитарность сияния непосредственного, кульминацией которого является внутренняя сущность, превратившаяся всего лишь в один из экземпляров, невероятно усложняет понимание для того, на кого постоянно обрушивается поток жаргонных выражений.

Все, процитированное выше, наверняка верно, что легко заметить, если перевести вышеизложенное на нормальный язык. Тем не менее непостижимо, как можно считать, что выраженные в них мысли проще содержания естественных наук. Если кто-то хочет понять и обосновать творения дел человеческих (Conditio humana), ему требуется и то, и другое: естествознание и философия, которая сама над собой может посмеяться – например, пародируя стиль Хайдеггера, швейцарского философа, являющегося автором таких, например, тезисов весьма глубокой и серьезной философской направленности:

Человек до сих пор мало размышлял о предмете как таковом. Предметом является кувшин. Что такое кувшин? Мы говорим: сосуд, который содержит в себе нечто другое. Содержимым кувшина являются дно и стенка. За это содержимое, в свою очередь, можно взяться, взявшись за ручку. Если кувшин заполнен, жидкость переливается в пустой кувшин. Пустота – это содержимое сосуда. Пустота, это ничто в сосуде, является тем, что представляет собой кувшин в качестве сосуда с его содержимым.

Да, человек и его предмет – оба непостижимы. Для меня остается непостижимым, как такие тезисы находят читателей больше, чем тексты об Эйнштейне и Гейзенберге.

Об этом говорят снова и снова, а считающие себя образованными люди даже находят обоснование этому, утверждая, что в Средние века люди еще ничего не знали о земном притяжении. Как могли люди или даже целые народы жить на обратной стороне Земли (относительно нашего местонахождения – в Новой Зеландии), не падая в космос?

В Средние века люди были не так уж простодушны, как мы нередко считаем. Действительно, еще древние греки знали, что Земля имеет форму шара, и даже сделали первые оценки ее размеров. Святой Августин в 400 году недвусмысленно указал на эти факты и переместил нашу планету в центр мира как круглую массу («moles globosa»). И уже в Средние века ученые пытались понять, насколько идеальна форма Земли и какие отклонения от идеальности существуют. (Позже Ньютон, в конце XVII века, определил их как сплюснутости на полюсах.)