Уинстон Черчилль - Как я воевал с Россией

«Я надеялся, что по возвращении в Годесберг мне нужно будет лишь спокойно обсудить с ним привезенные мной предложения. Я был глубоко потрясен, когда в начале беседы мне сказали, что эти предложения неприемлемы и что они будут заменены такими новыми предложениями, каких я вовсе не имел в виду…»

Переговоры были прерваны до следующего дня. Все утро 23 сентября Чемберлен прошагал по балкону отеля. После завтрака он послал Гитлеру письмо, заявив о готовности передать новые германские предложения чешскому правительству, но указав на ряд серьезных затруднений. Ответ, присланный Гитлером во второй половине Дня, мало свидетельствовал о намерении уступить. Чемберлен попросил, чтобы при заключительном свидании вечером ему вручили официальный меморандум с приложением карт. Чехи проводили мобилизацию, и правительства Англии и Франции официально сообщили своим представителям в Праге, что они не могут дальше брать на себя ответственность советовать чехам отменить мобилизацию. В 10 часов 30 минут вечера Чемберлен снова встретился с Гитлером. Предоставим лучше слово самому Чемберлену:

«Меморандум и карта были вручены мне при последнем свидании с канцлером, которое началось в половине одиннадцатого и продолжалось до глубокой ночи. Впервые в меморандуме был указан определенный срок. Ввиду этого я говорил в данном случае очень откровенно. Я подчеркнул со всей возможной решительностью весь риск, сопряженный с настойчивым требованием подобных условий, а также страшные последствия войны в случае ее возникновения. Я заявил, что язык и тон этих документов, которые я назвал скорее ультиматумом, чем меморандумом, глубоко шокируют общественное мнение в нейтральных странах. Я горько упрекнул канцлера за то, что он никак не откликнулся на мои усилия по сохранению мира.

Я должен добавить, что Гитлер подтвердил со всей серьезностью сказанное им мне в Берхтесгадене, а именно, что это последнее его территориальное притязание в Европе и что у него нет желания включать в рейх народы других рас, кроме германской».

Чемберлен вернулся в Лондон днем 24 сентября. На следующий день состоялись три заседания кабинета. Настроение и в Лондоне, и в Париже стало заметно решительнее. Было решено отклонить условия, поставленные в Годесберге, и об этом сообщили германскому правительству. Французский кабинет одобрил это решение, и частичная мобилизация во Франции была проведена быстро и более успешно, чем предполагали. Вечером 25 сентября французские министры снова приехали в Лондон и неохотно подтвердили свое обязательство в отношении чехов. На следующий день сэр Горас Вильсон был послан с личным письмом к Гитлеру в Берлин – за три часа до выступления Гитлера в Спортпаласе. Единственным ответом, которого смог добиться сэр Горас, было то, что Гитлер не отступит от срока, назначенного в годесбергском ультиматуме, а именно, что в субботу 1 октября он вступит на соответствующие территории, если к 2 часам дня в среду 28 сентября не получит согласия чехов.

В тот же вечер Гитлер выступил с речью в Берлине. Он упомянул об Англии и Франции в духе примирения, обрушившись в то же время с грубыми и резкими нападками на Бенеша и чехов. Он заявил категорически, что чехи должны очистить Судетскую область к 26 сентября и что после этого дальнейшие события в Чехословакии его интересовать не будут. «Это мое последнее территориальное притязание в Европе», – сказал он.

Чемберлен получил ответ Гитлера на письмо, посланное через сэра Гораса Вильсона. Этот ответ дал проблеск надежды. Гитлер соглашался участвовать в совместной гарантии новых границ Чехословакии и дать заверения насчет способа проведения нового плебисцита. Времени терять было нельзя. Срок германского ультиматума, содержавшегося в годесбергском меморандуме, истекал в 2 часа пополудни на следующий день, в среду 28 сентября. Поэтому Чемберлен составил следующее личное обращение к Гитлеру:

«Прочитав Ваше письмо, я вполне уверен, что Вы можете добиться всех основных целей без войны и без промедления. Я готов сам немедленно приехать в Берлин, чтобы обсудить порядок передачи вместе с Вами и с представителями чешского правительства, а также, если Вы этого пожелаете, с представителями Франции и Италии. Я убежден, что мы могли бы прийти к соглашению за одну неделю».

В то же время он послал Муссолини телеграмму с уведомлением об этом последнем призыве к Гитлеру:

«Я надеюсь, что Ваше превосходительство сообщит германскому канцлеру о согласии быть представленным и призовет его принять мое предложение, которое спасет наши народы от войны».