Уинстон Черчилль - Как я воевал с Россией

Сталин заявил, что изучит предложение и посмотрит, в состоянии ли он понять его, но пока оно не совсем ясно. Он опасается, что, хотя три великие державы являются в настоящее время союзниками и ни одна из них не совершит никакого акта агрессии, лет через десять или меньше три нынешних руководителя исчезнут и к власти придет новое, не обладающее опытом войны поколение, которое забудет о том, что мы испытали.

«Все мы, – сказал он, – хотим обеспечить мир, по крайней мере, лет на пятьдесят. Величайшая опасность – это конфликт между нами самими, ибо если мы останемся едиными, германская угроза не будет особенно серьезной. Поэтому мы должны сейчас подумать о том, как обеспечить наше единство в будущем и как гарантировать, чтобы три великие державы (а возможно, также Китай и Франция) сохранили единый фронт. Должна быть разработана какая-то система, которая предотвратила бы конфликт между главными великими державами».

Затем он выразил сожаление по поводу того, что другие дела мешали ему до сих пор изучить американский план в деталях. Как он понял, это предложение делит все конфликты на две категории – во-первых, те, которые требуют санкций, будь то экономических, политических или военных, и, во-вторых, те, которые можно урегулировать мирными средствами. Обе категории будут всесторонне обсуждены. Санкции могут быть применены лишь в случае единогласия постоянных членов Совета, и если один из этих членов Совета сам причастен к конфликту, тогда он может принять участие и в обсуждении, и в голосовании. С другой стороны, если существует конфликт, который может быть урегулирован мирным путем, тогда участвующие в нем стороны не могут голосовать.

Русских, сказал он, обвинили в том, что они слишком много говорят о голосовании. Они действительно считают это очень важным вопросом, так как все будет решаться голосованием и их будут весьма интересовать результаты. Предположим, например, что Китай, как постоянный член Совета Безопасности, потребовал бы возвращения Гонконга или что Египет потребовал бы возвращения Суэцкого канала. Он полагает, что в этом случае они не были бы одиноки и имели бы друзей, а возможно, и защитников в Ассамблее или в Совете.

Я сказал, что, как я понимаю, полномочия международной организации не могут быть применены против Англии, если она не будет убеждена и откажется согласиться.

Сталин спросил, действительно ли это так, и я заверил его, что это именно так.

Тогда Иден разъяснил, что в таком случае Китай или Египет могли бы пожаловаться, что никакое решение, предусматривающее применение силы, не могло бы быть принято без согласия правительства его величества, и Стеттиниус подтвердил, что никакие санкции не могут быть применены, если между постоянными членами Совета Безопасности не будет единогласия. Могут быть порекомендованы меры к мирному урегулированию, например арбитраж.

Сталин заявил, что, как он опасается, споры из-за Гонконга или Суэцкого канала могли бы нарушить единство трех великих Держав.

Я ответил, что понимаю, какая опасность может возникнуть, но что международная организация ни в коей мере не нарушает нормальных дипломатических отношений между государствами – великими или малыми. Международная организация – это особая независимая организация, а ее члены будут продолжать обсуждать между собой свои дела. Было бы глупо ставить в международной организации те или иные вопросы, если они могут нарушить единство великих держав.

«Мои коллеги в Москве, – сказал Сталин, – не могут забыть того, что произошло в декабре 1939 года во время русско-финской войны, когда англичане и французы использовали против нас Лигу Наций и им удалось изолировать Советский Союз и изгнать его из Лиги, а позднее они ополчились против нас и говорили о крестовом походе против России. Не можем ли мы иметь какие-либо гарантии того, что это не повторится?»

Иден указал, что американское предложение сделает это невозможным.

«Можем ли мы создать еще больше препятствий?» – спросил Сталин.

Я сказал, что предусмотрено особое условие о единогласии великих держав.

«Мы услышали о нем сегодня впервые», – ответил он.

Я признал, что есть опасность разжигания агитации против одной из великих держав, – скажем, против англичан, – и я могу лишь сказать, что обычная дипломатия будет одновременно играть свою роль. Я не думаю, чтобы президент начал и поддержал нападки на Англию, и я считаю бесспорным, что будет сделано все, чтобы приостановить такие нападки. Я в равной мере уверен в том, что маршал Сталин также не предпримет нападки – агитационные, конечно, – на Британскую империю, не поговорив сначала с нами и не попытавшись найти какой-то путь достижения дружественного соглашения.