Марк Льюис - Империи Древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий

Шелк дополнял металлическую валюту как средство расчетов, и правительство иногда использовало шелк для выплаты денежного довольствия своей армии. Он служил основным средством в китайских расчетах с конфедерациями кочевых племен, будь то дань хунну (30 тысяч кип в год) или щедрые дары союзным племенам. Шелк к тому же считался главным товаром, который китайцы сбывали на пограничных базарах, таких как Нинчэн. Эту ткань перепродавали в Среднюю Азию, а затем в Индию, и она постепенно находила свой путь в Рим. Плиний Старший сетовал на то, что золото и серебро всего Рима текло на Восток в счет оплаты тончайшей ткани, которой римские женщины покрывали свои прелести. Римское золото, шерсть, янтарь, слоновая кость и стекло меняли на шелк в странах Ближнего Востока, и через ту же самую цепь посредников вдоль древнего Великого шелкового пути эти товары преодолевали обратный маршрут в Китай династии Хань. Такая торговля предметами роскоши оказывала слабое влияние на жизнь простых земледельцев.

Представители великих кланов крупных землевладельцев и купцов, двух групп, слившихся в период правления династии Хань, скупали землю селян, однако они не стремились создавать крупные поместья для обработки наемными тружениками. Самые крупные родовые поместья, описанные в летописях династии Хань, были в десять с лишним раз меньшей площади, чем у главной вотчины Рима или крупных европейских монастырей Средних веков. Вместо расширения общих единых родовых поместий, представители великих китайских кланов дробили свою землю и раздавали ее собственным сыновьям в строгом соответствии с традицией делимого наследования предков. Эти меньшие наделы обрабатывали либо родственники, либо наемные испольщики-арендаторы. Намерение глав великих кланов состояло не в том, чтобы просто копить землю и богатство, наоборот, они стремились использовать эти земли и богатства для наращивания обширных сетей кровной родни, постояльцев и соседей, на преданность которых могли бы рассчитывать.

Типичное семейство в Китае при династии Хань, если верить Чао Цо, состояло из четырех—шести членов семьи, считавшейся его ядром. На протяжении последних лет жизни престарелых родителей такое семейство могло вырасти до восьми человек. Кое-кто из китайских ученых все-таки утверждал, будто в богатых кланах, располагавших большими ресурсами, вместе держалось больше поколений родственников, но такие расширенные семейства получили распространение в более поздний период имперского Китая. Однако по относительно немногочисленным дошедшим до наших дней свидетельствам можно предположить, что семейства, включавшие представителей трех или больше поколений, встречались тогда чрезвычайно редко. И совершенно отсутствуют указания на то, что главы богатых кланов склонялись к созданию более крупных семейств, где братья жили бы вместе и заботились о родителях. Противоположная ситуация наблюдалась в семьях победнее, которые не могли существовать за счет своих маленьких наделов, если бы разделили семейное хозяйство между братьями. Раздел недвижимости между родственниками был присущ более богатым семьям, члены которых могли его осилить. Домашние хозяйства великих кланов были крупнее потому, что к ним присоединялись хозяйства издольщиков или слуг 18.

Наиболее мощные местные кланы подразделялись на многочисленные – в некоторых случаях на сотни – хозяйства родственников. Они удерживали господство над своими уездами, округами или областью посредством союзов своих домашних хозяйств и брачных уз с другими крупными родственными объединениями. Семьи, не охваченные такими сетями или закрытыми сообществами, носили название «одинокие семьи», «одинокие ворота», «сиротские ворота», «одинокие и холодные», «одинокие и неприкаянные», «осиротевшие и неприкаянные» или «осиротевшая и провинциальная». Эти определения изоляции применялись даже к богатым кланам, не удостоенным высокого статуса или не обладавшим влиянием.

Автор трактата «Спор о соли и железе» (Янь те лунь) считает высшей степенью наказания человека лишение его общения с другими людьми: «В Чунь-цю чжуань у преступников отсутствуют имена, и, когда автор трактата упоминает их, он просто говорит: „Разбойники“. Тем самым он выражает свое презрение к преступникам и исключает их из сферы человеческих отношений. Поэтому правитель не назначит их министрами, ученый не признает их друзьями и их не пустят ни во двор, ни в деревню» 19. Определение низкого положения в обществе и даже статуса уголовника через отказ от общения служит основанием для предположения о том, что положение в обществе в императорском Китае определялось протяженностью клановой сети.