Марк Льюис - Империи Древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий

К завершению I века правления династии Хань подавляющее большинство ученых при императорском дворе согласилось с мыслью, выраженной автором «Летописи», о том, что текстовое изложение закона выполняется рафинированным языком. На вопрос, зачем Конфуций написал «Летопись Чунь-Цю», китайский историк Сыма Цянь привел слова представителя классической школы чунь-цю Дун Чжуншу (ок. 179—104 до н. э.): «Когда Путь Чжоу пришел в упадок и путники его оставили, Конфуций служил главой магистрата уезда Лу… Конфуций знал, что его слова слушать не будут и его распоряжения исполнять не станут. Он проанализировал успехи и провалы последних 242 лет [промежуток времени, описанный в «Летописи»], чтобы разработать стандарт для своего мира. Он осудил Сына Небес, развенчал крупных землевладельцев и сановников, все ради того, чтобы выполнить задачи царя». Перед приходом к власти династии Восточная Хань автор трактата, приписываемого тому же самому Дун Чжуншу, научил, как использовать закодированные суждения «Летописи», чтобы принимать важные судебные решения. До той степени, в какой использовались данный и сходные трактаты, восприятие «Летописи» в качестве письменной формы рафинированного языка закона стало политической реальностью 29.

Связь «Летописи» с предполагаемой ролью Конфуция как мирового судьи выглядит очень важным делом. Право, наряду с религией и искусством управления государством, считается одной из сфер деятельности человека, в которой язык чаще всего играет исполнительную роль. Декларации судьи, как и декларации чиновника или священника, порождают социальные реальности. Присуждение им вины кому-то создает факт вины в таком виде, который нельзя выразить словами простых людей. Когда автор «Летописи» назначает вину или объявляет о невиновности либо предоставляет определенный статус или отказывает в его предоставлении, он выступает в качестве судьи. В притчах IV века до н. э. Цзо-чжуань отношение к историкам выражено как к судьям. Такое представление, что историки пользуются правом вынесения суждения по поводу событий прошлого, прижилось на Западе, однако автор «Комментария Гуньяна» и его последователи при дворе династии Хань относятся к фигуре речи как буквальной действительности. Предполагаемая роль Конфуция как судьи и назначение им наказаний послужили главным источником мифа, возникшего вокруг этого философа в начале правления династии Хань 30.

Право в виде рафинированного языка фигурировало не только в философии, комментариях и истории, но также и в юридических документах. Нагляднейшие примеры этого появляются в циньских юридических документах из Юньмыня. Многие разделы текста на этих плашках состоят из определений юридических терминов. Когда речь заходит о семье как юридическом лице, находим толкование терминам, касающимся домашнего хозяйства: «Под домашним хозяйством [бу] подразумеваются „все те, кто живет под одной крышей “ [тун цзюй ]. К ним причисляются подневольные люди [ли – слуги и рабы], но подневольные люди не относятся к хозяйству семьи. Что подразумевается под словосочетанием „люди дома “ [ши жень ]? Что подразумевается под словосочетанием „жить под одной крышей“? „Живущими под одной крышей“ считаются только те люди, кто числится в семейном списке. Под „людьми дома“ подразумеваются все обитатели семейного дома, то есть все те, кого зачислят подельниками какого-нибудь преступника» 31.

Из некоторых других источников времен династии Хань мы знаем, что эти словосочетания использовались и в обычной речи. В указе императора Хуэя (правил в 195—188 годах до н. э.) используется юридический термин тун цзюй в том же самом семантическом поле с иероглифом цзя, означающим понятие «семья». То есть данные термины служат синонимами, и оба означают «семья» в широком смысле этого понятия 32. Точно так же иероглиф ху в текстах империи Хань означал «домашнее хозяйство» или «семья». Так получается, что в юридических документах словам и фразам придается формальное значение, которое у них присутствовало в обычной речи. В приведенном выше примере понятие юридической «семьи» для циньских властей определялось не кровными узами, а фактом совместного проживания под одной крышей, причем вне зависимости от общеупотребительного значения данного слова в тот исторический отрезок времени. Сходные абзацы из текстов на деревянных плашках содержат технические значения остальных иероглифов. В них также оговаривается, подходит ли данный человек или случай к конкретной юридической категории. В этих моментах наблюдается практическое проявление философского видения закона как формы существования рафинированного языка, посредством которого поддерживается общественный порядок.