Одним из самых наглядных примеров этого служит дифференциация поощрений и наказаний с учетом положения заинтересованных лиц в обществе. Наполовину божественный статус императора нашел юридическое отображение в причислении уголовных поползновений на его личность или имущество к самым гнусным преступлениям. Так, за причинение ущерба императорскому жилищу или захоронению назначалась смертная казнь. Если мастер своего дела допускал недочет, послуживший причиной поломки колеса или колесной оси императорской колесницы, такому мастеровому грозила неминуемая смерть. Даже случайная поломка поднесенного монархом подарка, такого как увенчанный фигуркой голубя посох, могла караться смертной казнью повинного в такой поломке чиновника.
Такое выстраивание по ранжиру преступлений и наказаний к тому же касалось членов семей простолюдинов. Преступления, совершенные родственниками, причислялись к категории более тяжких, чем те, что допускались посторонними людьми; а преступления младших против старших родственников считались более тяжкими, чем наоборот. Поскольку кодексом династии Цинь юридически закреплялась власть родителей над детьми, обвинение сына в адрес его отца нельзя было считать доказательством, а самого доносчика на родителей могли даже наказать. Отец пользовался правом безнаказанного хищения вещей у своих детей, но, если внук вдруг избивал своих родителей во втором поколении, его объявляли отверженным и приговаривали к принудительным тяжким работам. Отец мог использовать правовую систему для назначения наказания своей собственной семье, даже в виде ссылки или смертной казни. Рутинное, в рамках дозволенного насилие отцов в отношении собственных детей ради поддержания приличного уровня их дисциплины в то время считалось даже нормой. В жизнеописании Ван Чуна, жившего в I веке н. э., как выдающийся факт отмечается то, что отец ни разу его не выпорол. В письменах более позднего времени такого рода физические наказания считались правомерным способом воспитания детей в Китае на протяжении двух с лишним тысячелетий.
Одной из наиболее поразительных особенностей циньского права, сохранившейся при династии Хань, считалась «коллективная ответственность» ( ляньцзо ). Наказание за определенные тяжкие преступления не заканчивалось одним только в нем повинным человеком, а распространялось на его семью, соседей и в случае с чиновником – на его начальников, подчиненных или лицо, рекомендовавшее его на государственную должность. Но самыми важными связями считались родственные узы, и размах коллективных репрессий служит наглядным свидетельством пределов родства, числившихся общественно и юридически значимыми для властей.
Коллективным репрессиям в отношении родственников преступника присвоили специальное название «ликвидация клана как такового» (мие цзу). В период «Вёсен и осеней» «ликвидация клана как такового» означала политическое событие, когда представители одного благородного рода ликвидировали другой род посредством убийства или превращения в рабов тысяч человек родственников. Значение этого словосочетания начало меняться в Сражающихся царствах, как это обозначено в закопанных текстах сделок, где оно упоминается как ликвидация отдельных семей, представители которых нарушили условия клятвы. В скором времени им стали предполагать наказание членов семьи за прегрешения их родственников на поприще военной службы. Таким образом, к приходу к власти династий Цинь и Хань «ликвидация клана как такового» превратилась в юридический инструмент, взятый на вооружение правительством в деле определения пределов, учета и управления отдельными семейными хозяйствами, служившими фундаментом государственной власти 13.
Эта коллективная семейная ответственность за преступления конкретных родственников в значительной степени сопровождалась нравственным обязательством воздаяния всему роду, как это предписано авторами классических трактатов. Такая традиция мести влекла за собой групповую ответственность. В летописи, написанной в самом начале Восточной Хань, можно прочесть, как взаимная месть между людьми привела к прекращению существования целых семей. В некоторых случаях мститель не трогал настоящего обидчика, а вместо него убивал его жену и детей или кого-то из его других родственников. Иногда один из родственников обидчика добровольно отдавался на волю мстителей в надежде на избавление от страданий своего рода. Так как долг отмщения происходил из родственных уз, то роли мстителя и жертвы играла групповая единица семьи, а не отдельные ее представители.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу