Дэвид Прайс - Открыто. Как мы будем жить, работать и учиться

Такая практическая, состоящая из проб и ошибок «прямо на месте», проектная форма должна подкрепляться учебной группой. Правда, мы называли ее рок-группой. Мы устраивали концерты, спорили об аранжировках песен, завлекали людей прийти нас послушать и неизбежно позорились перед сверстниками. Но тогда, в 15 лет, мы считали себя самыми крутыми парнями во всем Хебберне [113] Хебберн (Hebburn) – небольшой городок в Северо-Восточной Англии. – Прим. авт. , а может, даже и в Ярроу [114] Ярроу (Jarrow) – город в Северо-Восточной Англии. – Прим. авт. . И у меня появилась первая девушка. Возможно, я стал тогда немножко заносчивым, точно не помню.

Тем временем в тесном школьном классе мне рассказывали о жизни покойных парней вроде Баха и Моцарта и учили петь традиционные английские народные песни типа «Мельника с Ди». Мысль, что нас совершенно не интересует эгоистичный пьяница мельник, живший в XVIII веке («Какое мне дело до всех до вас, а вам – до меня?»), по-видимому, никогда не приходила нашей учительнице в голову. Она ничего не знала о моей музыкальной деятельности вне школы, и меня это вполне устраивало, поскольку я уже давно решил, что, пока не помер со скуки, брошу заниматься музыкой как академическим предметом, как только смогу.

Спешу заметить, что я не имею ничего против «старой музыки». Помню, что лет в 14, посмотрев, как кто-то, впоследствии оказавшийся Леонардом Бернстайном, дирижирует «Весной священной» Стравинского, я расплакался от страстности, сложности и внутренней смелости звуков, которые услышал. В музыкальной школе мы не видели ничего, подобного этому темпераменту, характеру и мощи. Мы были слишком заняты, распевая песни о заносчивых мельниках из несчастного Честера…

Конечно, мне повезло, что у меня оказался родственник поп-звезда, преподавший мне самый запоминающийся урок, однако этот эпизод содержит все упомянутые ранее характеристики: это было не в школе, заставило меня поверить в себя, в деле участвовал наставник, передо мной стоял вызов, я получил практический опыт.

Став старше, я осознал, что люди с большим успехом учатся музыке неформально и на практике с тех времен, как Адам пел Еве. Первое значительное исследование таких обучающих процессов появилось только в 2002 году, когда Люси Грин, профессор лондонского Института образования, опубликовала книгу «Как учатся известные музыканты: куда развиваться музыкальному образованию» [115] Green Lucy. How Popular Musicians Learn: A Way Ahead for Music Education. – Ashgate Publishing Limited, 2002. – Прим. авт. . Прежде не было ничего.

Под влиянием этого созидательного опыта практически вся моя работа в образовании состояла в том, чтобы смотреть «снаружи внутрь» и попытаться внедрить инструменты неформального, социального обучения в формальную обучающую среду, с той целью, чтобы «разжечь» в ней такой же энтузиазм, какой большинство из нас испытывает в социальном пространстве.

Мне повезло, что мой самый значимый урок оказался действительно значимым для моей жизни. Он изменил мою жизнь, ведь мне удалось сделать музыкальную карьеру. Пусть не всегда запоминающиеся уроки играют такую важную роль, но почти все они имеют неформальную природу. Так почему же влияние неформального обучения и его приемы признаются с такой неохотой?

Мы привыкли считать, что самая эффективная форма обучения направлена сверху вниз, воплощается в логике и дидактических умозаключениях, не дающих простора интуиции, абстракции, и в тангенциальном мышлении [116] Тангенциальное мышление в психологии – одно из нарушений логического мышления. Основные его признаки – наклонность к общим рассуждениям и неспособность принимать во внимание конкретные факты и обстоятельства. – Прим. ред. . Для многих учащихся и задач обучения эти формальные методики работают хорошо. Но не всегда.

Рикардо Семлер, автор книги «Выходные всю неделю» [117] См. рус. изд.: Семлер Р. Выходные всю неделю. – М.: Добрая книга, 2007. – Прим. ред. , рассказывает о встрече с директором планового отдела крупной нефтяной компании. Работая над задачей предсказать стоимость барреля нефти, он объяснял сложные вычисления, вытекающие из геополитических критериев, данных геологической разведки и рисков возникновения войны, – лишь некоторые из множества переменных, которые принимала во внимание его команда из 110 человек.

После всех этих вычислений они предсказали цену, в два с лишним раза превышающую реальную. Зато когда сам директор отдела попробовал угадать цену за баррель, он ошибся всего на несколько долларов. Рикардо не удержался от вопроса, почему же тогда он не доверяется своей интуиции, основанной на опыте работы в нефтяной отрасли. «Он тряхнул головой, как озадаченный пудель, и ответил: „Не могу же я рассказать совету директоров, как я сидел у бассейна, беседуя со своей собакой, и пришел к выводу, что через пять лет нефть будет стоить 23 доллара за баррель“. „Почему же вас до сих пор не уволили, – спросил я, – если ваши официальные прогнозы так далеки от реальности?“ – „А, – ответил он. – Я имею право ошибаться; главное, чтобы я ошибался очень сильно“» [118] Там же. – Прим. ред. .