Нельзя было не остановиться на отмеченных выше слухах и симптомах, потому что они предвозвещают вероятное направление университетской реформы в ближайшем будущем.
Представители бюрократического принципа, начиная от министра и кончая помощником инспектора, все научились за время господства устава 1884 года тяготиться своим безраздельным заведыванием университетскими делами. Они все стремятся вновь привлечь профессоров к участию в распределении стипендий и пособий, в устройстве общежитий, в постановлении приговоров суда, в руководстве инспекцией, в работах о смете и т. п. Помимо значительного облегчения труда администрации, ясен расчет на то, что вмешательство преподавательской коллегии смягчит резкую противоположность между властями и студенчеством и отклонит на профессоров ответственность за непопулярные меры. Но от этой смешанной системы до самоуправления университетов далеко, и на почву автономии руководящие люди министерства нисколько не намерены переходить. Такая автономия, бесспорно, не отвечала бы традициям бюрократии, которая не только привыкла пожинать то, что другие посеяли, но и не терпит рядом с собою, даже в почтительной второстепенности, какой-либо самостоятельности, радующейся и гордящейся своей собственной жизнью. Беда в том, что эти полуперемены, облегчив слабость отживающего порядка, не достигнут цели его возрождения. От двусмысленной роли соучастников гнилой администрации, спутников назначенного ректора профессора не выиграют, а проиграют, да и сама администрация не получит от этого союза с дискредитированными профессорами никакой действительной поддержки. Насколько все это вытекает из самого положения вещей, показывает любопытная история профессорских комиссий, которые пытались в Москве установить некоторый порядок в университете. Весной 1901 г. первой из этих комиссии удалось, держась в стороне от негодного правления, успокоить студентов тем, что им была дана возможность высказаться об университетском быте 221. В виде благодарности комиссия получила нагоняй от местного начальства. Осенью того же года другая комиссия положила почин к тому, чтобы придать выражению студенческих мнений и просьб определенность и правильность и тем устранить предъявление необдуманных и крайних требований 222. На этот раз пришлось все дело бросить вследствие прямого вмешательства министра, который усмотрел в этом начинании нежелательные черты университетской автономии. Как понимает министерство допустимые, с его точки зрения, реформы студенческого быта и университетского управления, показывают изданные им в декабре прошлого года «временные правила» о студенческих организациях.
В силу этих правил открывается возможность устраивать на законном основании целый ряд, несомненно, полезных учреждений – кассы, столовые, чайные, научно-литературные, художественные и гимнастические кружки. Кроме того, студенты получают некоторую общую организацию для научно-вспомогательных целей. Все это хорошо и представляет шаг вперед сравнительно с односложным «не дозволено», которым учебная администрация отвечала на все студенческие запросы в деляновское и боголеповское время. Тем не менее по каждому отдельному пункту возникают сомнения и возражения. Разрешаются кассы взаимопомощи, и ими, очевидно, имеется в виду заменить исторически сложившиеся землячества. Но участникам кассы могут быть лишь студенты того или другого учебного заведения, а это идет наперекор бытовым потребностям и обычаям земляческих ассоциаций, участники которых всегда принадлежат к разным заведениям и даже разным поколениям. Надо думать, что эта черта землячеств не случайная, что живые местные связи не так легко подрубать применительно к образцам форменной одежды и годам рождения. Положим, задача уместить на признанной официальной почве нечто подобное провинциальным земляческим кружкам нелегкая, но, по-видимому, она не совсем неразрешима: ведь знают же немецкие корпорации «старых господ» и допускают же самые различные общества, наравне с членами действительными, сотрудников. Наконец, учреждение землячеств в составе учащихся различных учебных заведений могло бы вызвать и попечительство над этими землячествами от разных учебных заведений. Открытие научно-литературных кружков составляет давно назревшую потребность молодежи, и в этом отношении имеется даже некоторый опыт, особенно в истории университетского общества под председательством профессора Ореста Миллера 223в Петербургском университете [113] Автор имеет в виду Студенческое научно-литературное общество при Петербургском университете, закрытое в 1887 году за то, что некоторые его члены оказались участниками покушения 1-го марта. – Ред.
. Об этом кружке все его члены сохранили на век самые лучшие воспоминания. Но именно опыт упомянутого учреждения и заставляет усомниться в возможности вести подобное дело в наших университетах с достаточной свободой и в то же время с некоторой гарантией против репрессивного вмешательства. Мы так привыкли к разным формам опек, цезуры и доноса, что не верим в возможность спокойного существования студенческого общества, в котором обсуждались бы свободно вопросы государственного права и политической экономии, философии и религии. А чтобы молодежь согласилась соблюдать все предосторожности, оговорки и умолчания, которыми сопровождается обсуждение этих вопросов в обществах «граждан», в этом позволительно усомниться.
Читать дальше