Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома

– Сынок, ты помнишь, что скоро Йом-Киппур?

Новость пришлась на понедельник, следующий день деловой активности.

Моё сердце упало. Я знал, что мать ждёт от меня соблюдения этого сакрального для неё еврейского праздника Дня искупления, когда следовало строго отрешиться от всех земных дел.

Я принял решение и приготовился сделать всё, что смогу, чтобы избежать того, что должно было произойти. Я отдал распоряжение Эдди Нортону, брокеру, которому обычно поручал проталкивать операции на понижение, чтобы он продолжал действовать в том же духе. Затем, чтобы защитить себя от возможного повышения курса акций, я попросил другого брокера, Гарри Контента, начать покупку акций «Амалгамейтид», если они вырастут в цене до определённой цифры. Несмотря на то что я был почти уверен в том, что рынок пойдёт вниз, никто не может с уверенностью сказать, к чему может привести борьба сильных мира сего за свои интересы. Поэтому я стремился защитить себя от любой неожиданности.

Я сообщил всем, что в понедельник не смогу заниматься никакими деловыми вопросами, независимо от их природы.

И всё же в понедельник на мой телефон стали поступать звонки. Мы всё ещё находились в летнем доме в южном Эльбероне, штат Нью-Джерси. Когда до меня не смогли дозвониться из Нью-Йорка, то стали искать через брокеров в Лонг-Бранч. Но я не принимал ни звонки, ни записки. Во второй половине дня мы с женой отправились к моей матери, дом которой находился примерно в миле от нас. Тогда звонки по телефону стали приходить и туда. Только после захода солнца, когда праздник считается законченным, я узнал, что происходит. При открытии биржи акции «Амалгамейтид» продавались по 100 долларов. Через час они упали на два пункта. Затем они какое-то время продолжали падать, потом несколько поднялись в цене, пока примерно к полудню не остановились на отметке 97. Если бы в тот момент я находился на месте, то, вероятно, завершил бы операцию, заработав относительно небольшие деньги. Тем бы, наверное, и закончилась эта история. Но во второй половине дня акции стали стремительно падать в цене, и при закрытии их стоимость составила 93 3/ 4доллара, что дало мне приличную прибыль и обеспечило устойчивую маржу, гарантировавшую мои деньги в случае непредвиденного роста акций в цене.

После этого, укрепившись во мнении, что акциям «Амалгамейтид» суждено падать и дальше, я увеличил свою прибыль. В декабре их стоимость на бирже дошла до отметки 60.

Я уже не помню, на какой цифре я принял решение завершить операцию, но заработал примерно 700 тысяч долларов. Это была самая большая сумма, которую я получил на тот момент в результате одной-единственной операции. Это стало возможным по двум причинам: во-первых, моей уступке просьбе матери соблюдать религиозные традиции и, во-вторых, из-за ошибок руководства компании «Амалгамейтид», где пытались действовать вопреки закону о спросе и предложении.

Провал сделки с виски и успех с медью снова подтвердили одну вещь: насколько важно получать конкретную информацию без подсказок извне, сплетен изнутри, выдаваемых за достоверные данные, или своего желания видеть её так, а не по-другому. В поиске фактов я понял, что здесь следует быть невозмутимым, как врач. И если кто-то окажется прав, ему надлежит спокойно и уверенно действовать, не обращая внимания на желания и прихоти тех, кто считает, что владеет ситуацией лучше.

Позже я понял, что те же правила действуют и в общественной жизни. Получив от правительства очередное задание, я начинал с беспрестанного поиска фактов, касающихся данной проблемы. Президент Вильсон стал называть меня Доктор Факты. Я стремился к тому, чтобы мои рекомендации строго базировались на объективных данных. Много раз, как, например, во время своей длительной борьбы с инфляцией во время Второй мировой войны и после неё, друзья пытались убедить меня:

– Берни, почему бы тебе не стать реалистом? То, что ты предлагаешь, невозможно по политическим соображениям.

Но даже в таких обстоятельствах я продолжал стоять на своём, чувствуя, что если факты требуют принятия именно таких мер, то меньшего будет недостаточно. Я до сих пор считаю, что ни президент, ни конгресс не смогут сделать так, чтобы дважды два равнялось любой другой цифре, а не четырём.

Меня часто спрашивают, почему в наши дни мы не имеем тех финансовых гигантов, которые диктовали свою волю на Уолл-стрит на переломе веков. Может, американцы стали другим народом, с более мягкими нравами?