Альфред Мейер - Россия и Германия. Союзники или враги?

Чичерин почувствовал заметное облегчение, когда я ответил, что в мои намерения не входит требовать от советского правительства роспуска германской организации в Москве. Напротив, я сказал ему, что уже достиг с нею модус вивенди.

Ситуация, которая встретила меня в Москве, была как раз такой, как я и ожидал. Представители Совета рабочих и солдат ожидали меня на железнодорожном вокзале. Внешне вежливые и корректные по форме, они тем не менее дали мне ясно понять, что у них вовсе нет намерений позволить мне вытеснить их из общей картины, даже если бы они и пожелали полностью сотрудничать со мной. Не было сомнений, что их поведение отвечало приказам, отданным советскими властями; подобные директивы, должно быть, лежали в основе поведения Чичерина.

Во время моего приезда в Москву Совет рабочих и солдат возглавляли четыре человека. Председателем являлся бывший литейщик из Гамбурга. Из четверых лишь он один вступил в коммунистическое движение из внутренних убеждений. Поэтому именно его я решил как можно быстрее удалить из Москвы. К счастью, он был достаточно умен, чтобы понять, что после приезда официального германского представителя в Москву дни Совета рабочих и солдат сочтены (если говорить о долгосрочной перспективе). Чтобы подсластить пилюлю, я назначил его руководителем отделения Агентства по оказанию помощи в Петрограде; он согласился и уехал в этот город. Я полагал, что смогу позволить ему произносить пламенные революционные речи перед германскими пленными, проезжающими через Петроград, учитывая выгоду, которую я получал, избавляясь от его присутствия в Москве.

Другие трое, мелкобуржуазного происхождения, были вовлечены в коммунизм из низменных побуждений и карьерных соображений – мотивов, которые я намеревался использовать. Один из них в Германии был незначительным конторщиком; энергия в работе этого деятеля соответствовала его жажде признания и повышения социального статуса. Я назначил его руководителем отдела эвакуации Агентства по оказанию помощи, так что теперь он занимался той работой, которую делал я сам в 1918 году. Другого человека я отправил в поездку по губерниям. Третий прежде был социал-демократом, занимавшимся профсоюзной работой. Его я назначил руководить экономическим отделом, где он мог дать волю своим организаторским способностям.

Это был странный переходный период, во время которого две организации не только мирно сосуществовали бок о бок, но и делили одни и те же помещения и были практически слиты организационно. Табличка, прибитая над входной дверью нашей конторы, говорила о присутствии здесь официального германского учреждения; но рядом с ней висел красный щит Совета. Двоевластие, характеризовавшее первые месяцы революции, повторилось в миниатюре и здесь. Но двоевластие 1917 года, в котором социалистический Петроградский Совет временно делил власть с буржуазным Временным правительством, закончилось правлением Совета, к настоящему времени полностью большевизированного. Теперь, в 1920 году, все произошло по-другому: буржуазное учреждение, официально представлявшее германское правительство, сумело, по крайней мере, удалить следы коммунистического сотрудничества, особенно после того, как были предприняты дальнейшие шаги по урегулированию и нормализации германо-советских отношений. Однажды ночью мы спокойно и беспрепятственно удалили красный знак Совета рабочих и солдат с двери нашей конторы, что символически свидетельствовало то, что двоевластию в Германском агентстве по оказанию помощи пришел конец. Московская «Роте фане», официальная коммунистическая газета на немецком языке, в феврале 1921 года спокойно сообщила о роспуске Совета рабочих и солдат, причем не без похвалы в адрес «мудрой сдержанности и такта», которые я проявил в решении этой проблемы.

Из всех советских правительственных учреждений, с которыми мы имели официальные связи в своей работе по оказанию помощи, самым важным являлось Центральное бюро по эвакуации, которому была поручена деятельность по депортации всех германских пленных. Центрэвак, как его именовали кратко, возглавлял коммунист-латыш Александр Владимирович Эйдук, который ранее был крупной фигурой в ЧК и у которого на совести было бесчисленное множество человеческих жизней. (Даже среди чекистов выделялся своим садизмом. Расстрелян в1938 году. – Ред.)