Алексис де Токвиль - Старый порядок и Революция

Всего необычайнее не то, что французская Революция употребляла свойственные ей приемы и создала свои идеи: великая новость – что столько народов оказались в таком положении, что подобные приемы могли быть применены с успехом и что такие принципы были допущены.

Народы, которые ниспровергли Римскую империю и затем привели к созданию современных наций, принадлежали разным расам и странам и говорили на разных языках; они были схожи только варварством. Расположившись на почве империи, они долгое время сталкивались между собой среди громадной смуты и неурядицы, и когда, наконец, они прочно осели, оказалось, что их разобщают те самые развалины, которые ими же были нагромождены. Так как цивилизация в то время почти совершенно угасла и общественный порядок был разрушен, то взаимные сношения людей стали затруднительны и полны опасностей, и великое европейское общество раздробилось на тысячи разнородных и враждебных маленьких обществ, живших каждое особенно от других. И однако же среди всей этой несвязной массы внезапно появились однообразные порядки.

Эти учреждения вовсе не были подражанием римскому законодательству: они настолько противоположны последнему, что именно римское право 1послужило средством для их преобразования и отмены. Их физиономия своеобразна и отличает их от всех законов, когда-либо созданных людьми. Они симметрично соответствуют друг другу и все вместе образуют тело, состоящее из частиц, так тесно связанных между собой, что статьи наших современных законодательств не соединены прочнее: это ученый кодекс, служащий полуневежественному обществу.

Каким образом подобное законодательство могло возникнуть, распространиться и, наконец, сделаться господствующим в Европе? В мою задачу не входит исследование этого вопроса. Достоверно то, что в Средние века оно встречается в Европе почти повсеместно и что во многих странах ему принадлежит исключительное господство.

Я имел случай ознакомиться со средневековыми учреждениями Франции, Англии и Германии и, подвигаясь вперед в этой работе, все более изумлялся при виде поразительного сходства, обнаруживающегося между всеми этими законодательствами, и удивлялся тому, как могли народы, настолько различные и так мало смешавшиеся между собой, установить в своей среде до такой степени схожие законы. Конечно, эти законы непрерывно и почти до бесконечности изменяются в частностях, соответственно различию мест; но их основа везде одна и та же. Когда я открывал в старом германском законодательстве какое-либо политическое учреждение, какую-либо юридическую норму или власть, я знал заранее, что, поискав тщательно, найду во Франции, в Англии что-либо существенно однородное, и действительно всегда находил. Каждый из этих трех народов помогал мне лучше понять оба остальные.

У всех трех управление ведется на одинаковых началах, политические собрания состоят из одинаковых элементов и снабжены одинаковыми полномочиями. Общество в них делится одинаковым образом, и одна и та же иерархия обнаруживается между различными классами; дворянство занимает в них тождественное положение; оно имеет однородные привилегии, одну и ту же физиономию, один и тот же характер; это не различные люди, а совершенно одни и те же люди повсюду.

Города имеют однородное устройство; села управляются одинаковым образом. В положении крестьян мало различий; владение, пользование землей, обработка земли – одинаковы; земледелец несет одни и те же повинности. От границ Польши и до Ирландского моря поместье, вотчинный суд, лен, оброк, повинности, феодальные права, корпорации – все однородно. Часто даже названия одни и те же, и, что еще замечательнее, все эти аналогичные учреждения проникнуты одним и тем же духом. Я считаю возможным утверждать, что в XIV в. между общественными, политическими, административными, судебными, экономическими и учеными учреждениями Европы существовало, может быть, больше сходства, чем даже в наше время, когда цивилизация, по-видимому, везде проторила дороги и стерла все преграды.

В мою задачу не входит рассказывать о том, как этот старинный строй 2Европы мало-помалу ослабел и распался; для меня достаточно констатировать, что в XVIII в. он повсюду был наполовину разрушен. Это распадение, в общем, было менее заметно на востоке материка, чем на западе; но ветхость и часто полная дряхлость обнаруживались повсеместно. Этот постепенный упадок учреждений, составляющих особенность Средних веков, оставил след в их архивах. Известно, что в каждом поместье существовали записи, называемые поземельными списками (terriers), в которых из века в век отмечались границы ленов и оброчных земель, размер оброка, повинностей и местных обычных сборов. Я видел подобные записи, относящиеся к XIV в.; они представляют собой образец порядка, ясности, отчетливости и понимания. Они становятся темными, бессвязными, неполными и запутанными, по мере приближения к нашему времени, несмотря на общий прогресс просвещения. Политическое общество, по-видимому, впадает в варварство в то самое время, когда гражданское общество все более просвещается.