Франс де Вааль - Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

Существует всего дюжина институтов, занимающихся познавательными способностями человекообразных обезьян, и я посетил большинство из них. Я видел, что в одних исследовательских центрах экспериментатор практически не общается со своими подопечными, а в других, наоборот, вступает с ними в тесный контакт. Последнее, не подвергая себя при этом опасности, может делать человек, вырастивший обезьян или по крайней мере знающий их с раннего возраста. Поскольку человекообразные обезьяны значительно сильнее нас и известно, что они убивали людей, живой контакт с ними не каждому по плечу. Другая крайность вытекает из традиционного подхода к животным в психологии: крысу или голубя несут в лабораторию, избегая с ними малейшего контакта. В этом случае идеальным следует считать несуществующего экспериментатора, то есть избегающего каких-либо личных взаимоотношений с животным. В некоторых институтах обезьян приводят в лабораторию на несколько минут, чтобы выполнить задание, а затем уводят без какого-либо шутливого или дружеского контакта, как на военной службе. Представьте, как бы вели себя дети, если бы с ними обращались подобным образом?

В нашем центре в Атланте мы стараемся обращаться с шимпанзе так, как они привыкли это делать между собой, поэтому наши обезьяны больше ориентированы на себе подобных, чем на людей. Мы говорим, что они «шимпи» по сравнению с обезьянами, имеющими меньший опыт общения с собратьями или воспитанными людьми. Мы не разделяем с ними общую территорию, но зато всегда общаемся через ограду и обязательно играем с ними или расчесываем им шерсть перед тем, как перейти к тестам. Мы разговариваем с ними и угощаем сладостями, чтобы они успокоились, и в целом стараемся создать умиротворенную обстановку. Мы стремимся к тому, чтобы шимпанзе воспринимали тесты как игру, а не как работу, и никогда не заставляем их делать что-то по принуждению. Если они не в духе из-за событий в их группе или какой-нибудь шимпанзе стучит в дверь и ухает во всю силу легких, мы ждем, пока все не успокоятся, или переносим тест на другое время. Нет никакого смысла исследовать обезьян, которые к этому не готовы. Если не соблюдать все эти условия, обезьяны могут вести себя так, будто не понимают сути задания, тогда как реальной причиной служит их беспокойство и рассеянность. Множество отрицательных результатов исследований объясняется этой причиной.

Методологическая часть опубликованных статей редко позволяет заглянуть на кухню исследовательской работы, хотя мне она кажется очень важной. Мой собственный подход состоит в том, чтобы быть настойчивым и дружелюбным. Настойчивым в том смысле, чтобы не давать обезьянам странных непродуманных заданий, но и не позволять им садиться себе на голову, только играя и получая бесплатные конфеты. Нужно быть также дружелюбным, не проявляя раздражения, не прибегая к наказаниям и не пытаясь доминировать. Последнее случается довольно часто и оказывается непродуктивным с такими умными животными. Для чего следовать указаниям экспериментатора, если он воспринимается как соперник? Это еще одна предположительная причина экспериментальных неудач.

Мои сотрудники обычно обхаживают, подкупают и хвалят своих подопечных. Иногда я чувствую себя инструктором по мотивации. Так, однажды Пиони, одна из наших старших самок шимпанзе, пренебрегла заданием, которое мы для нее подготовили. Двадцать минут она лежала в углу. Я сидел рядом с ней и уговаривал ее спокойным голосом, что не могу ждать целый день и было бы замечательно, если бы она продолжила выполнять задание. Она медленно поднялась, глядя на меня, и отправилась в соседнюю комнату, где засела за задачу. Разумеется, как обсуждалось в предыдущей главе в связи с Робертом Йерксом, вряд ли Пиони поняла в точности, что я ей сказал. Но она восприняла интонацию моего голоса и знала, что от нее требуется.

Какими бы хорошими ни были наши отношения с человекообразными обезьянами, но идея, что мы можем исследовать их так же, как исследуем детей, – это заблуждение. С таким же успехом мы могли бы бросить в бассейн рыб и кошек, полагая, что обращаемся с ними одинаково. (В данном случае с рыбами сравниваются дети.) Тестируя детей, психолог улыбается, разговаривает с ними и подсказывает, куда глядеть и что делать. Слова «Посмотри на этого лягушонка!» сообщают ребенку больше, чем человекообразная обезьяна узнает за всю свою жизнь о зеленой пластиковой штуке в руке экспериментатора. Более того, дети обычно проходят тесты в присутствии родителей и часто сидят у них на коленях. Все это, включая экспериментатора, относящегося к их собственному виду, дает детям огромное преимущество перед обезьянами, сидящими за решеткой и не получающими словесных подсказок или поддержки родителей.