И каково бы ни было реальное значение реставрации – неизбежное заключение: «Ничего подобного не было еще совершено для бога до времен моего Величества». [8] G. Maspero. Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions, 1899.
Если бы по исчезновении фараонов и жрецов храмы были предоставлены самим себе, они восторжествовали бы над веками благодаря прочности материала и превосходному климату, но люди недостаточно забросили их. Языческих жрецов сменили христианские монахи; с благочестивым варварством они преследовали ложных богов вплоть до их убежищ, разбивая статуи, искажая барельефы, раздробляя надписи. В Дендера они закоптили потолки зал дымом своих бивуаков; в Луксоре превратили преддверие святилища в церковь; до сих пор штукатурка, которой они замазали сцены египетского ритуала, оскверняет стены, скрывая рельефы Аменхотепа III. В других местах они понаписали крупными буквами отрывки из св. отцов, постановления соборов, целые проповеди на коптском языке.
От смены повелителя и религии, при переходе Египта к исламу арабов, а затем – турок, памятники фараонов не выиграли ничего. Поколения иконоборцев набросились прежде всего на статуи и рельефы и довершили гнусное дело христиан: тогда-то был изуродован Сфинкс, несмотря на восхищение им таких ученых, как, например, Абд-эль-Латиф. Потом, особенно в Дельте, храмы превратились в каменоломни; из обломков известняка, покрытых лепной работой, выделывали известь; гранитные части служили избранным материалом для водоемов в фонтанах, для порогов у мечетей, для дворцовых стен. Чтобы изучать остатки памятников Мемфиса или Гелиополя, теперь нужно обходить, как это делал Даресси [9] Annales du Service des Antiquités, IV, с. 101; ср. II, с. 95.
, улицы Каира, выискивая куски плит, обломки рельефов, там и сям теряющиеся среди лепных работ мечетей или мусульманских дворцов. Это систематическое разрушение длилось до наших дней: храм Арманта, последнее воспоминание о старейшем фиванском святилище, существовал еще в начале XIX века; он послужил каменоломней для строителей сахарных заводов, насажденных в стране европейской цивилизацией; от храма остались теперь одни бесформенные обломки.
Иногда простое соприкосновение современной жизни ускоряет разрушение храмов. Во многих местностях они очутились в самых недрах частных домов, наподобие наших соборов, сжатых в средние века среди кучи квартир и лавчонок. С течением веков эти дома, построенные из кирпича и земли, разрушались и отстраивались несчетное число раз; но при каждой новой постройке никто не давал себе труда снести стену до самого основания. «Равняли поверхность развалин и строили на несколько футов выше, чем раньше, так что каждый город лежит на одном или нескольких искусственных холмах, верхушки которых нередко поднимаются на двадцать-тридцать футов над окружающей местностью» [10] G. Maspero. Premier rapport sur les fouilles executeès en É gypte de 1881–1885 (Bibliothèque Égyptologique, т. 1, с. 188).
. Так-то большая часть храмов Верхнего Египта, несмотря на вышину своих стен, была заживо погребена под обломками мертвых городов или постройками живых селений. В Дендера под кровлей малого храма до сих пор еще громоздятся груды развалин; чтобы проникнуть в гипостиль большого храма, пришлось в такой горе мусоре прорыть глубокий ров. [11] Со времени моего последнего посещения Дендера (1906 г.) произведены усиленные работы и расчищен фасад храма.
Потолок гипостиля в Эсне, лежащий на колоннах в двадцать метров высоты, находится в настоящее время [12] В 1913 г. – Прим. ред.
на уровне почвы, образовавшейся из пластов последовательных наслоений; до первоначального уровня земли приходится спускаться, как в погреб, по очень крутой лестнице; следующее за гипостилем святилище погребено под современными домами. Чтобы раскопать Эдфу, «освободить его от его обитателей и очистить его во имя науки», Мариетту понадобились месяцы утомительного, нескончаемого труда, а ниже мы увидим, чего стоила Масперо расчистка Луксорского храма, над которым возник целый городок.
Подобное соседство в высшей степени гибельно для античных зданий. Последние не только служат каменоломнями для постройки домов, балки которых пробивают рельефы, смолистая копоть очагов покрывает потолки, полы загрязняются отбросами и извержениями людей и животных. Мало-помалу наслоения старых кирпичей и позднейших развалин, на которых скапливаются навозные кучи и нечистоты, превращаются в почву, богатую селитрой и содой, которую туземцы называют себах; повсюду, где селитра соприкасается с камнем древних построек, она разъедает известняк, разлагает гранит, искрашивает песчаник. Таким образом, даже безучастная близость человека пагубна для покинутых храмов.
Читать дальше