Александра Горовиц - Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия

Я размышляла об этом в ее полутемной прохладной квартире. Гордон сидела в метре от меня, очень прямо, повернув лицо в мою сторону. Когда она говорила, ее взгляд будто находил мои глаза, а потом уходил слегка вверх и влево – совсем как у зрячих. Ее поведение было образцом того, как люди во время разговора устанавливают зрительный контакт [23].

Слушая, она неподвижно смотрела в мою сторону, остановив взгляд на моих глазах. Когда мы заговорили об ее семье, она махнула рукой в пространство над моим левым плечом – куда-то в стену за широким диваном. Проследив за ее жестом, я увидела то, чего сама она видеть не могла: две фотографии, которые она, тем не менее, безошибочно описала. Ее сын, теперь уже взрослый, сделал снимки с промежутком в десять минут. На них изображена естественная дамба где-то в Северной Атлантике: сначала покрытая водой, а после, когда начался отлив, обнаженная. Свет играл на воде в точности так, как описала Гордон.

Я решила встретиться с Гордон и пойти с ней на прогулку по городу именно потому, что она слепа. После нескольких прогулок я поняла, чего многим из них не хватало: впечатлений помимо зрительных. Ничего удивительного в этом нет, все-таки люди – визуальные существа. Глаза занимают главенствующее положение на нашем лице. Мы обладаем трихроматическим зрением, достаточным для того, чтобы изобрести “Техниколор” – изображение мира с использованием миллиона цветов. Зрительные зоны с сотнями миллионов нейронов, обрабатывающих информацию о том, что мы видим, занимают пятую часть коры головного мозга. Глаза дарят нам восхитительные изображения. В результате мы обычно не обращаем внимания ни на что, кроме зрительной информации. Одежда, которую мы носим, дома, в которых мы живем, места, которые мы посещаем, и даже люди, которых мы любим, – все это мы оцениваем главным образом по внешним (зрительным) признакам.

Однако мир, в котором мы живем, ни целиком, ни даже преимущественно не описывается светоотражающими характеристиками предметов. А как же запах молекул, составляющих все окружающие нас предметы, или едва ощутимые запахи, носящиеся в пространстве? Или колебания воздуха, которые мы ощущаем как звук – или частоты, находящиеся ниже и выше нашего слухового диапазона? Я предположила, что человек, утративший зрение, сможет показать мне, пусть и поверхностно, городской квартал таким, каким я не вижу его широко открытыми глазами.

Та идея, что у людей, лишенных зрения, сильнее развиты все остальные чувства, – не домысел. Вследствие необходимости, а также особенностей нервной системы, которая оказалась гораздо более адаптивной, чем считали ученые всего несколько десятилетий назад, слепой человек “видит” мир с помощью других чувств. Слепые от рождения люди зачастую настолько легко ориентируются в мире зрячих, что, глядя на их движения, почти невозможно догадаться, что они не видят, куда идут.

Половину своей жизни Гордон была слепой. Она ослепла в сорок с чем-то лет, после многих лет ухудшения зрения и безуспешных хирургических операций. Вышло так, что в то время она работала в одной городской организации, которая помогала людям с ослабленным зрением приспособиться к миру. Будучи социальным работником и помощником своих незрячих клиентов, она знала и имела доступ к лучшим технологиям, которые могли помочь. Однако ослепнуть в зрелом возрасте – это совсем не то же самое, что родиться слепым или ослепнуть в раннем детстве. У тех, чья слепота вызвана проблемами с глазами, зрительная кора остается неповрежденной. Она по-прежнему готова интерпретировать то, что видит человек, однако внезапно оказывается никому не нужной и не получает информацию от зрительного нерва. Безуспешно ожидая поступления информации из той двери, которая больше не откроется, она в конце концов начинает воспринимать сигналы, поступающие через “боковые двери”: через другие органы чувств или даже другие участки коры головного мозга. Вместо того чтобы отключиться, зрительная зона начинает работать активнее, чем прежде.

Результат удивителен. Хотя слепоту едва ли можно назвать незначительным нарушением, мозг слепорожденного младенца претерпевает серьезные перестройки, которые позволяют растущему ребенку опираться на другие сигналы, полностью заменяющие ему зрение. Ученые впервые обнаружили это (как и большинство вещей, которые мы знаем о нашем мозге) у обезьян. Конечно, животные не подписывались на это: данные, о которых вы сейчас прочитаете, были получены благодаря мучительной смерти целой армии обезьян, которой наверняка бы хватило, чтобы напечатать на пишущей машинке ту самую пьесу Шекспира. Сходство между мозгом обезьяны и человека достаточно велико, чтобы ученые могли экстраполировать на человека данные, полученные в экспериментах с обезьянами, и в то же время это сходство слишком мало, чтобы ученые отказались от принесения обезьян в жертву науке.