Все поведение Кальман указывало, пусть ненамеренно, на многочисленные требования, предъявляемые городом к пространству. В городах множество частных и общественных территорий, на которые можно заходить свободно, и территорий, на которые можно заходить лишь по приглашению. Во втором случае единственным признаком того, что прохожие приглашаются внутрь, может быть открытая дверь (хотя владельцы и оставляют за собой право, оглядев визитера, выгнать его обратно на улицу). Иногда граница между частным и публичным неочевидна, однако большинство горожан инстинктивно чувствует разделительные линии. Городские тротуары представляют собой нечто среднее: в целом это публичное пространство, то есть принадлежащее муниципалитету – однако это, в свою очередь, означает, что каждый, кто захочет поставить на тротуаре столб, должен заплатить городским властям и получить разрешение. Получив разрешение муниципальных властей, частный ресторан может выставить на тротуаре свои столики. Владельцы газетных автоматов или киосков с едой также платят за пользование тротуаром. Если вы хотите просто идти по улице и громко выражать протест по тому или иному поводу, или выставлять предметы искусства, или самому изображать предметы искусства на тротуаре, вам понадобится разрешение. Однако за тротуары отвечают также владельцы примыкающих к ним зданий. Эти люди должны чинить, чистить и вообще содержать в порядке участки тротуара перед своими зданиями – хотя тротуар им и не принадлежит.
Городские здания, напротив, обычно относятся к частной территории и обычно принадлежат одной стороне (домовладельцу или корпорации) и сдаются внаем другой стороне (арендатору). Если зданием владеет кооператив, ему принадлежит все пространство внутри него. В Нью-Йорке также есть “находящиеся в частном владении места общего пользования”, которые застройщики проектируют и обслуживают в обмен на право строить более высокие здания.
В Майре Кальман меня поражало то, с какой легкостью она перемещалась в пространстве. Если бы она вдруг открыла почтовый ящик на улице (федеральная территория) и вытащила оттуда письмо, я ничуть не удивилась бы. Конечно, она не умеет взбегать по стене, однако ее способность выходить за социальные и культурные рамки, определяющие, куда человеку можно пойти, а куда нет, кажется мне сверхспособностью.
Можно ли сказать, что у мозга Кальман есть некая особенность, позволяющая ей видеть больше возможностей , чем мне? В целом – да. Нейробиологи лишь приближаются к пониманию этого явления. Разница не совсем очевидна, и нет никакого канонического “творческого мозга”, который можно увидеть невооруженным глазом – например, используя френологическую таблицу. Однако группа ученых все же нашла особенность мозга, характерную для тех, кого принято называть творческими людьми. Исследователи показали, что у некоторых творческих людей снижено количество одного из типов рецепторов дофамина в таламусе. Такие люди также демонстрировали хорошие результаты в тестах на “дивергентное мышление”, во время которых испытуемых просят придумывать, например, все более сложные способы применения привычных вещей. Снижение количества рецепторов может приводить к более активному поступлению информации к различным частям мозга, что позволяет находить необычные решения. “Мышление, выходящее за рамки привычного, становится возможным благодаря некоторому нарушению целостности этих рамок”, – утверждают ученые.
Вещи и люди, которых встречали мы с Кальман, были нашими потенциальными партнерами, а не декорациями или препятствиями, каковыми их мог бы счесть обычный пешеход. Помня об этом, мы подошли к фонарю. Вряд ли я когда-либо приближалась к уличному фонарю с воодушевлением. Я проходила мимо фонарей, врезалась в фонари (в этом случае они превращались в “чертовы фонари”), смотрела, как моя собака с наслаждением обнюхивает метки на фонарях. Вы, конечно, тоже видели фонари. Они есть в любом квартале Нью-Йорка… Но вы уверены, что действительно видели их? “Конечно”, – нетерпеливо отвечаете вы. Ну ладно, видели так видели. Тогда вы наверняка знаете, что: самые обычные уличные фонари висят на круглых или восьмигранных – не прямоугольных! – столбах или изогнуты в форме перевернутой буквы J ; длина подпорок этих столбов составляет 9 м, что втрое длиннее ножки, на которой сидит лампа в форме змеиной головы; лампы бывают белыми и желтыми натриевыми (и что желтый свет лучше успокаивает) и обычно имеют одну из двух мощностей, используемых в уличных фонарях; существует множество оснований фонарных столбов, ни одно из которых не защищено от воздействия собачьей мочи. Но вы, я вижу, начинаете отвлекаться: вы ведь видели уличные фонари и знаете о них все.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу