Макс Шелер - Проблемы социологии знания

И наконец, если бы дело обстояло именно так, то теистическая метафизика оказалась бы несостоятельна как метафизика (вопрос веры нас здесь не интересует). Это было ясно еще Э. фон Гартману. Ибо теистическая метафизика пред полагает абсолютно реальное существование независимой от всех сил материи – будь то хотя бы сама не протяженная, но означающая «принцип протяженности» «materia prima» Аристотеля. Но если физическое тело – проявление силы, то этой силе недостает для начала субъекта. А сила без субъекта – нонсенс. Так что же еще, кроме самого первосущего (das Urwirkliche), может быть этим субъектом? Необходимость Бога как единственного действующего субъекта исключает метафизический теизм, возникающий и исчезающий вместе с «causae secundae» и практикующей их самостоятельной материальной субстанцией , равно как и вместе с предположением о существовании субстанциально созданных душ. Хотя мы точно знаем, что в названных пунктах перед нами – лишь начатки принципиально нового понятия природы, и что противоречия, которые еще предстоит преодолеть в теоретической физике, чрезвычайно глубоки, мы все же хотели показать на этих примерах (не ставя перед собой задачи излагать содержательную метафизику), как сегодня сама позитивная наука, исходя из внутренней необходимости, стремится подойти к постановке несомненно метафизических проблем.

Другим негативным условием подготовки провозглашенного нами выше возрождения метафизики является нейтрализация ее второго большого противника – релятивизация « историзма » путем отрицания исторической «вещи в себе» и путем утверждения онтически значимого сущностно-необходимого перспективизма всех возможных исторических образов и познаний, возникающего за счет индивидуального момента содержания и своеобразной позиции наблюдателя в абсолютном времени, необходимо предполагаемом для процессов органической жизни и психических процессов. В учении о сущностно-необходимой относительности всего исторического «бытия» как такового – а не только его познания – историзм как мировоззрение преодолен (причем преодолен самим собой ) точно так же, как в релятивистско-теоретическом учении об относительности протяженного физического бытия как такового – а, стало быть, не только нашего человеческого познания о нем – навсегда преодолен в пользу чисто законосообразных абсолютных мировых констант и силовых центров «абсолютный» механицизм «абсолютного» мира физических тел. И здесь физическая наука, именно за счет того, что она исключила из своей картины мира все составные части, противоречащее принципу возможной наблюдаемости и математической выводимости, т. е. составные части мнимо метафизического содержания, впервые вновь проложила путь для «метафизики природы», завершив тот процесс дифференциации, который, вопреки позитивистскому и историцистскому учениям об отмирании метафизики, происходил в истории Нового времени – как мы видели – с самого начала. Аналогичным образом «историзм» вначале с полным правом поколебал все «абсолютные» исторические авторитеты, в особенности все основанные ради абсолютного , положительного, конкретного спасительно-благого мира «церкви» – больших врагов самостоятельной метафизики, – чтобы затем с помощью систематически изложенного учения об абсолютном степенном порядке ценностей и одновременно учения о сущностном историческом перспективизме исторического бытия как такового превозмочь, в свою очередь, и самого себя. Итак, благодаря этому чрезвычайно интересному процессу развития знания путь к метафизике вновь открыт.

Своего рода принцип относительности не только исторического познания и исторического оценивания, но и самих исторических фактов и заключенной в них ценностной определенности, а также сущностной незавершенности и смысловой изменчивости исторических фактов впервые был сформулирован мной в работе «Покаяние и возрождение» [247]. После того, как в ней проводится различие между сущностью физической причинности и переживаемого времени, всегда распадающегося на три неведомых для объективного физического времени измерения – «настоящее» (сфера восприятия), «прошлое» (сфера непосредственного воспоминания), «будущее» (сфера непосредственного ожидания), – там говорится буквально следующее: « Исторический факт никогда не бывает готовым, он всегда как бы спасаем . Конечно, все, что в смерти Цезаря относится к событиям природы, готово и неизменно, подобно солнечному затмению, которое предсказывал Фалес. Но то, что составляет в нем исторический факт, т. е. все, что в нем относится к единству смысла и действия в хитросплетении смыслов человеческой истории, – это бытие неготовое , готовое же оно лишь в конце мировой истории».