Макс Шелер - Проблемы социологии знания

Но этот способ мышления и эта форма ценностных суждений капитально меняются в преимущественно общественном мире. Дифференцируется сама человеческая душа. Мышление как живая функция во все возрастающей мере эмансипируется от эмоционального и органически-схематического руководства, а духовная душа – от витальной души. Пластично и вместе с тем возвышенно завершение процесса этой эмансипации выразил Декарт: cogito ergo sum (мыслю, следовательно существую) Новый сингуляризм, индивидуализм, рационализм, идеализм, новая дистанция человека по отношению к до -человеческой природе и новое непосредственное отношение человека к Богу (неопосредствованное миром и его порядком), небывало могучий прыжок в высоту человеческого рационального самосознания – все эти определенности переживания нового типа человека сконцентрированы в мощном принципе, состоящем их трех слов! Будучи с предметно-философской точки зрения лишь скопищем заблуждений [192], этот принцип является, тем не менее, самым грандиозным выражением и наиболее пластичной формулировкой, которую когда-либо находил для себя социологически новый тип человека . Вместе с этой дифференциацией, аналогичным образом происходившей не только по ценностным направлениям «истинное» – «хорошее» с их субъективными актами-коррелятами, но и по ценностным направлениям «хорошее» – «прекрасное», принципиально распадаются также порядки вещей и благ, естественных объектов и ценностей, причин и целей, – порядки, в Средние века бывшие идентичными (Средние века берутся здесь как пример эпохи жизненного сообщества). Мышление может стать индивидуально «автономным» только за счет того, что оно одновременно приобретает автономию по отношению к эмоциональным и органически-соматическим схемам, которые им руководят; в основе этого переживания, несомненно, лежит отделение духовной души от витальной, проклятое Венским церковным собором.

Второй переворот в общественном мире состоит в том, что идея иерархического порядка форм-деятельностей – которые дают каждой вещи одновременно предназначение ее становления, определения ее наличного бытия и так-бытия, но в качестве сил называются энтелехиями, которые также в той мере, в какой они пронизывают ступени материи, делают вещи существующими и в то же время «благими», – эта идея устраняется , а вместе с ней ликвидируется и целая система категорий живого миросозерцания, сохраняющаяся отныне в традиционалистских школах церковной философии лишь в виде окаменелого учения . Тот факт, что идея степенного порядка вещей и объективной стабильной телеологии полностью устраняется из новоевропейского общественного мышления и остается совершенно другая ценностная противоположность «хорошего» – «плохого», несомненно, обусловлен социологически . Это следствие усиливающегося разрушения сословных порядков западноевропейских обществ – сначала посредством преимущественно профессионального их членения, позднее, в течение XIX в., посредством преимущественно классового . «Формы» – те, что в Средние века были формами бытия, данными самим Богом – стали рассматриваться в общественном типе мышления как следствия субъективных деяний человеческого субъекта , т. е. как изначально данные человеку чисто «мыслительные» формы (Декарт и Кант). Объективными их считают теперь в качестве следствий законосообразных динамических процессов, а именно сообразных математически формулируемому закону природы, по крайней мере, формально -механическому. Таким образом, они теряют свою стабильность, и вместо мира с вневременной динамикой, изначально понимавшегося как пространственный, возникает схема потока становления во времени , в котором закономерно необходимым образом появляются и исчезают все новые «формы» (общества, органической и неорганической природы). Благодаря этому в человеческом обществе впервые стало возможным современное историческое мышление , стремящееся представить все фактические формы и структуры человеческого общества принципиально преходящими, относительными , объявить их следствиями исторических процессов , происходящих и обнаруживаемых без вмешательств высших сил [193]. Благодаря этому в исследовании органической природы родилась идея эволюции и происхождения видов, в исследовании неорганической природы – идея единого формально-механического объяснения природы [194]. Но если идея объективного степенного порядка (как уже приданная фактическому реальному устройству мира) и идея объективной телеологии мироздания, означающая в то же время единение всех человеческих воль, окончательно перестают существовать для общественной мыслительной и ценностной оценки – ибо они были связаны с учением об «объективных формах» – то и другой уровень ценностных различений, а именно позволяющий отличать «хорошее» от «плохого», по меньшей мере субъективируется и релятивируется к человеку [195]. Теперь ценности столь же субъективны, как и чувственные качества, они уподобляются теням, которые наше вожделение и отвращение, наши чувства удовольствия и неудовольствия и отбрасывают на вещи. Некоторую социальную однообразность имеют либо присущие человеческому разуму априорные законы воли и предпочтения, определяющие понятия «хорошее» – «плохое» (например, Кант, Гербарт, Фр. Брентано) и исторически меняющиеся миры благ, либо только органически обусловленные переживания удовольствия и неудовольствия, соответственно, вожделения и отвращения. Эта ценностная теория общества – будучи по сути точно такой же «догмой общества», как и учение об исключительной субъективности чувственных качеств, – постепенно завоевывает все ценностные сферы, в том числе, например, экономические ценности; «объективно– ценностные» теории отцов церкви, схоластиков и т. д. вместе с вытекающим из них понятием «justum pretium» заменяются учением о «субъективных потребностях» [196].