Пол Фассел - Класс - путеводитель по статусной системе Америки

Поскольку по сути своей он продавец, представитель среднего класса и перенимает стиль продавца – лучится оптимизмом и верит в возможность самосовершенствования, стоит лишь загореться этой идеей. Мюзиклы вроде «Энни» и «Человек из Ламанчи» собирают полные залы именно потому, что дарят «продавцу» и его жене такие песни, как «Завтра» и «Невероятная мечта» – сулящие им на пути всяческие блага и чудеса. Наконец, последняя примета среднего класса, выдающая его социальную незащищенность, – это привычка смеяться своим же шуткам. Не будучи вполне уверенным в том, какой именно социальный эффект он производит и каким этот эффект должен быть для роли «продавца» – но явно что-то связанное с благожелательностью и оптимизмом, наш представитель среднего класса готов и сам для себя стать благодарной аудиторией. Порой, обронив, как ему кажется, глубокомысленное замечание на публике, такой «продавец» примется озираться, пытаясь понять, как отреагировали окружающие. И отчаянно надеется: только бы благосклонно.

Молодые представители среднего класса пытаются отделиться от старого ствола. Если вас интересует, кто же читает книжки Джона Моллоя, надеясь прорваться в высше-средний класс, заучив заветные формулы и правила, то вот вам ответ. Особенно часто их можно встретить в самолете: очередной корпоративный тренинг плюсуют к своему резюме, и скорей на следующий. Их сорочки безупречно белы, костюмы – вусмерть темны, галстуки вроде тех, что носят в похоронных бюро, а волосы подстрижены на манер 1950-х. Они рассуждают о «конечных итогах», а вместо «нет» любят говорить «ни в коем разе». Их шеи часто кажутся коротковатыми, а глаза слишком уж бегают, причем не столько сверху вниз, сколько слева направо. Они вступают во взрослую жизнь в статусе корпоративных стажеров, а после сорока пяти лет преданной службы покидают корпорацию, гадая, неужели это конец.

На этом мы оставим великий средний класс, к которому – если безмятежно довериться представлениям людей о собственном статусе – принадлежит почти 80% нашего населения. Спускаясь ниже, мы должны были бы перейти к низше-среднему классу. Но его больше нет – инфляция 1960-х и 1970-х разорила его и трансформировала в высше-пролетарский класс. В чем различие? Еще меньше свободы и самоуважения. Наш бывший низше-средний класс, новая верхушка работяг-пролетариев, сегодня возглавляет «народные массы» – и все равно в нем без труда узнаешь людей, которыми можно манипулировать. Они рабы всего, что может порабощать, – денежной политики, надувательской рекламы, повальных увлечений и массовых иллюзий, массовой же культуры и потребительского барахла. В 1940-х годах в этой стране еще был настоящий низше-средний класс. Хорошее среднее образование и тяга «копить», «планировать» помогали ему удерживать свои позиции – пусть и не слишком прочные, – не сползая в рабочий класс. В то время, пишет Миллс,

маленьких людей становилось все меньше, и на короткое время – пока они оставались теми немногими, у кого за плечами было полное школьное образование – они были защищены от острых углов прогрессирующего капитализма. Они могли тешить себя иллюзиями о своих особых талантах и об общей благонадежности системы. Однако по мере того, как их численность возрастала, все более они превращались в обычных наемных работников.

Результатом стало их социальное разложение. Эти бывшие «белые воротнички» низшего звена сегодня выполняют роль просто рабочих машин, и жены, как правило, работают наравне с мужьями.

По тому, какого рода работу они выполняют и какие беспокойства одолевают их в результате этой работы, пролов можно разделить на три слоя. К верхнему слою относятся квалифицированные рабочие, мастера – например, типографщики. В среднем слое операторы – как, скажем, водитель автобуса Ральф Крамден 28 28 Герой американского комедийного телесериала «Новобрачные». – Примеч. пер. . В нижнем слое неквалифицированные рабочие – например, портовые грузчики. Пролетарии, принадлежащие к верхнему слою, страшатся потерять свой статус – полностью или хотя бы частично: ведь вы так горды, что стали старшим плотником, и хотите, чтобы весь мир четко понимал разницу между вами и простым рабочим. Пролетарии из среднего слоя больше всего боятся потерять работу. Нижний же слой терзаем страхом так и не научиться зарабатывать достаточно или же не суметь обрести свободу, которая позволяет делать то, что хочется.

Тип труда, каким заняты «пролетарии высшего разряда» – например, ассенизатор в большом городе, – недвусмысленно нашептывает им: «вы настоящие профессионалы». Один почтальон так описывал Стадсу Теркелу, почему он любит свою работу: «Они всегда говорят: Вон идет почтальон… Я чувствую, это одна из самых уважаемых профессий во всей стране». Женщины этого слоя, работающие сиделками, никогда не устают рассказывать о своем профессионализме; так же держатся и их дочери, становясь стюардессами (одна из самых популярных профессий среди представителей высшего слоя пролетариата). Или взять армию: хотя офицеры – поскольку они трепещут перед старшим по званию – наверное, в большей степени относятся к среднему классу, чем к высшему слою пролетариата, незаметно спускаются по иерархической лесенке вниз – тем ниже, чем более активно они настаивают на своем «профессионализме» (а после поражения во Вьетнаме и возникшего вслед за тем беспокойства относительно их социального положения эта настойчивость стала скорее механической). Супруга военного говорит: «Рассуждая о профессионалах, некоторые любят приводить в пример врачей, юристов и т.д. Да все офицеры – профессионалы». И следом примечательный сбой логики: «Ну кто ж может быть более профессионален, чем мужчина, который всю жизнь посвятил защите своей страны?».